— А негритенок умрет? — спросила Корасон минут через десять.
Роза быстро поставила диагноз, основываясь как на медицинских показаниях, так и на развитии сюжета с участием мальчика на прошлой неделе. Сломанное ребро, возможно, прободение легкого, ангельское личико, отец-тиран, мать-алкоголичка, проходящая курс лечения. Мальчика лечит душка-доктор. Такой душка, что просто дальше некуда.
— Нет, не должен, если только не будет осложнения.
— В отделении травматологии все может случиться. Часто возникают осложнения. Даже в богатых американских больницах, оборудованных по последнему слову техники, дети часто умирают. Тут не может быть никаких гарантий. — Корасон поежилась. — Помню, однажды показали еще одного ребенка, девочку. У нее был СПИД. Представляешь?
Роза не стала напрягать воображение, потому что в этот момент зазвонил телефон.
— Я подойду, — сказала она и вскочила. — Возьму трубку на кухне.
— Пускай себе звонит! Как ты можешь отрываться?
— А вдруг это с работы? Может, что-то… срочное.
— Ерунда. Ты прекрасно знаешь, кто звонит.
— И все-таки я подойду.
— Как хочешь. Тебе повезло: сейчас как раз будет реклама, но короткая.
— Реклама, — бросила через плечо Роза уже на пути к двери, — это хорошо.
— Привет, — сказал муж. — Я звоню из машины. Еду домой.
— Ты уже доехал до Юнайтед-Нейшенс-авеню?
— Как раз подъезжаю.
— Подожди, не клади трубку.
Роза представила себе, как он сидит за рулем, выставив локоть в окно, и отгоняет уличных попрошаек и торговцев, размахивая сигаретой, а в другой руке держит мобильный телефон. В это время движение небольшое и нет необходимости держать руль обеими руками. Он, должно быть, ведет машину рывками, слегка нажимая на педаль газа.
— У тебя хотя бы одна рука на руле?
— Нет… А почему ты спрашиваешь?
— Просто из любопытства. Вот и все.
— Ну хорошо.
Каждый из них слушал шумы, доносившиеся из трубки. Роза — концерт автомобильных гудков и рев двигателей, а ее муж — вздохи, едва различимые сквозь слабые помехи.
— Что случилось, Роза? — спросил он после третьего вздоха и тут же добавил, не дожидаясь ответа: — Знаю, это из-за Корасон. Она выводит тебя из равновесия.
— Да все то же, но сегодня она меня просто довела. Мы поругались. Она напомнила о Сарапе, и я расстроилась.
— Роза, не обращай ты на нее внимания.
— Не могу, особенно когда надо укладывать детей.
— Ничего, Раффи это переживет, птичка моя.
— В его возрасте он не должен ничего переживать.
— Все будет хорошо, стебелечек.
— Стебелечек, — улыбнулась Роза. — А почему не шип?
— Мне не нравятся шипы, мамочка.
— Уж лучше быть «шипом», чем «мамочкой».
— Все шипы достались твоей матери. — Он вдруг прервался и вскрикнул: — Эй! — Потом возникла пауза. — Ох, нет! Не может быть!
— Что случилось? — взволнованно спросила Роза.
— Двое мальчишек! Чертовы беспризорники! Они подложили… Ах вы, сукины дети! А ну, вернитесь, вы, маленькие ублюдки!
— Да что там?
— Боже! — слышно было, как хлопнула дверца. — Черт… черт! Так я и знал!
— Что?!
— Колесо спустило. Они подложили гвозди под колесо.
Розе были слышны нетерпеливые гудки машин.
— Да у меня колесо спустило, вы, придурки! Я что, вам мешаю? Тут целых два метра свободной дороги! — Гудки не утихали. — Вот освобожу дорогу — и проедете! Газуйте себе на здоровье!
— Дорогой, успокойся. Отгони машину к обочине.
— Ну и народ!
— Я понимаю. Умоляю тебя, отгони машину и смени колесо.
— Господи! Я так мечтал пораньше добраться до дому! Оставалось каких-нибудь десять чертовых минут, а теперь не знаю, когда вернусь.
— Ничего, я подожду.
— Придется дать отбой. Боже! Вот гаденыши!
— Они уже удрали. А ты смени колесо. — …Да.
— Хорошо.
— Хорошо. — И он отключил телефон.
Роза выглянула в холл, увидела голубоватое мерцание телевизора в гостиной, а потом вернулась на кухню, поставила чайник и открыла морозилку. Полукилограммовая пачка мороженого с ароматом магнолии.
Позвав Розу в третий раз, Корасон смирилась с тем, что ей придется смотреть «Скорую помощь» в одиночестве. Роза почувствовала, как в ней закипает злость, но странное дело, из всех чувств, которые она испытывала к матери, самым сильным была любовь. Однако даже любовь не могла заставить ее сдвинуться с места. Ладно, еще будет время с ней помириться.
Роза выпила кофе с мороженым и принялась за кроссворд, который начала разгадывать во время обеденного перерыва.
— Вы всегда здесь сидите, ро?
Роза быстро окинула взглядом набережную и парк. Она проделала это чисто автоматически, потому что прекрасно сознавала, где находится, как и то, что всегда садится на одну и ту же скамейку. И все-таки она решила взглянуть вокруг, а потом увидела маленького старичка.
— Да, ро, — ответила Роза, убедившись, что корабли — на якоре, а пыльные пальмы и жухлая трава там, где и всегда.
Старик покачал лысой головой.
— Я тоже, ро. Обычно я прихожу сюда от одиннадцати до половины двенадцатого. Но сегодня я опоздал, и мое место занято.
— Здесь полно места. Сейчас я все это подвину. — И она сдвинула в сторону газету и еду.
— Это очень любезно с вашей стороны, ро.
— Ну что вы, ро. Я не так уж и много занимаю места со своими бутербродами. Кстати, не желаете попробовать?
— Благодарю вас, — сказал старик, — но бутерброды мне не по зубам. У меня есть рисовый пирог. — И он достал откуда-то из-под рубашки сверток. — Не буду отвлекать вас от кроссворда.
— Да я все равно тут с ним запуталась.
— А в чем проблема?
— Э-э, ну ладно… — Роза взглянула на незаполненные клеточки. — Так говорят, когда сильно устают. Две буквы…
— Ох, — тут же откликнулся старик.
— Подходит, ро…
— Ох! Я всегда охаю, когда поднимаюсь по лестнице. — И он захихикал кудахтающим смехом. — У меня такие слабые ноги, что приходится охать по нескольку раз в день! Какое там еще слово?
— Да… Обоюдоострый нож, шесть букв…
— Стилет.
Роза кивнула и заполнила клеточки.
— Ну конечно! Как я сама не догадалась? Ведь я вижу раны от стилета раз по десять на день. К тому же стилет подходит к другим словам.
— Так-то вот, доктор, — сказал старик, и его лицо осветилось улыбкой. — Больше подсказывать не буду. Не хочу мешать вам отгадывать кроссворд.
— Вы мне совсем не мешаете, ро.
— Вы очень любезны. Вижу, что произвел на вас впечатление. Но если я не угадаю следующее слово, то впечатление может и померкнуть. Так что лучше я на этом остановлюсь. — И он подмигнул Розе. — Видите, какой я хитрец?
— Да, ро, — рассмеялась Роза. — Так оно и есть.
Старик медленно откусил кусок рисового пирога, с трудом его прожевал и сказал:
— Вы так чисто говорите на тагалоге. Должно быть, вы родом из Кесона.
Роза кивнула.
— И вы тоже, ро.
— Вам приходилось бывать в Инфанте?
— Я выросла неподалеку, ро.
— А вот я родом с Полило.
— В хорошую погоду Полило был виден прямо из моего дома.
— Да… Вот поэтому-то мы с вами приходим обедать в этот парк. Клочок моря, несколько кокосовых пальм… — Старик поднял костлявые руки и оградил ими лицо с обеих сторон. — Если вы будете держать ладони вот так, то увидите только деревья и море, как будто оказались дома.
— Если бы только не запахи и не звуки, ро.
— Эх! Запахи и звуки… Да еще море такое грязное, как будто в него стекает вода из канализации, и деревья все пыльные. — Старик еще медленнее откусил от своего рисового пирога и с трудом принялся его жевать.
И жует он тоже как-то безрадостно, — подумала Роза.