Сонни подумал о заранее приготовленном ведре с водой за могильным камнем и не стал искать смысл там, где его не было.
Люди оттащили его от Лито. И хотя никто не понимал, что происходит, Сонни держали долго, пока он не пришел в себя. Для них он был чужаком и, несомненно, человеком вспыльчивым, легко пускающим в ход кулаки, поэтому его держали, пока он окончательно не успокоился.
Искать смысл там, где его не было. После похорон прошло несколько недель. К Розе стал возвращаться дар речи, а Рафаэль начал поправляться — насколько это было возможно. И тут Сонни наконец-то понял, что произошло.
И сказал, как о чем-то решенном:
— Я убью этого чокнутого ублюдка! Вернусь в Сарап и убью его.
Роза увидела, что Сонни понял только часть правды, и ее ответ прозвучал очень резко:
— Если ты когда-нибудь поднимешь руку на Лито, то потеряешь меня навсегда.
Сонни поверил ей. Он решил, что есть вещи, с которыми нужно мириться, чтобы жить дальше.
Конкистадор закрывает глаза
Лита с Рафаэлем были настолько сбиты с толку, что не поняли, что им кричит мать. Они сбежали по лестнице и застыли в прихожей на полпути между кухней и гостиной, прижавшись к висевшей на стене старой репродукции «Тайной вечери». Сквозь открытую дверь кухни им было видно лежавшую в предсмертной агонии Корасон. Она все еще прижимала руки к ушам, подтянув колени к груди. Она приняла эту позу за несколько мгновений до того, как в нее попала пуля, чтобы уберечься от разлетевшихся по полу осколков стекла.
Розой, как щитом, прикрывался человек, который незадолго до этого впрыгнул в окно. Он перемахнул через мойку и рухнул прямо на линолеум, потом заметался, хватаясь за пол кровоточащими руками, и поскользнулся в луже собственной крови и на валявшихся вокруг осколках. Его одежда и тело были покрыты коркой черной грязи и усыпаны сверкающей стеклянной пылью. Неожиданно он прыгнул, схватил Розу и притянул ее к себе.
Роза была щитом, который этот покрытый грязью и усыпанный стеклом человек волочил за собой, чтобы защититься от двух других людей. Она мельком увидела их за окном; они бежали от дороги в сторону дома и тут же исчезли из виду, когда пуля просвистела у них над головой. В ответ они выстрелили в окно, но пуля, даже не задев черного человека, попала в Корасон.
— Я не знаю, кто вы такой, — сказала Роза, — но требую, чтобы вы отпустили меня и убрались из моего дома.
Вместо ответа человек только прижал ее еще сильнее. Его била дрожь. Он прижимался подбородком к ее плечу, а его небритая щека царапала ей шею.
— Моя мать умирает. Вы подвергаете опасности моих детей.
Его зубы стучали прямо у нее над ухом.
— Немедленно отпустите меня, пока они опять не начали стрелять. Бегите прямо по коридору.
— О боже, — произнес человек по-английски. — Мне конец!
— Немедленно отпустите меня и бегите по коридору. Там в конце дверь. Вы сможете скрыться, — ответила Роза тоже по-английски.
— Мне конец, — снова пробормотал человек, тяжело дыша.
3-2
Черный пес уже здесь
Бесцветное лицо осторожно глядело само на себя сквозь разноцветные масляные пятна на поверхности лужи. Оно становилось все более озабоченным, и наконец молодые черты сложились в гримасу ужаса и отвращения.
Это из-за пыли, — подумал Винсенте. Он был поражен своим видом, хотя и догадывался, что весь покрыт грязью. Обычно он следил за собой, но за последнюю неделю не выпало ни капли дождя, а днем стояла жара и ветер гонял по улицам тучи пыли.
— Ба-бах! — громко произнес Винсенте минуту спустя.
Прошлой ночью он нарвался в Ризаль-парке на патруль муниципальной полиции и его обрили наголо. В целях гигиены, как они сказали, чтобы уличные мальчишки не разносили педикулез. Но для всех такая стрижка выглядела как наказание. Машинка громко жужжала в толстой руке, оставляя за собой голую кожу в синяках и царапинах с клочками уцелевших волос, которые торчали во все стороны.
Винсенте казалось, что он похож на жертву взрыва из какого-нибудь дешевого комикса и даже хуже. Он поднял брови и снова сказал: «Ба-бах!» А еще, когда он слегка сдвинулся и солнце тоже отразилось в луже, вокруг него возникло какое-то красное дьявольское сияние. Картину дополнил смачный плевок, и Винсенте отошел в сторону, оказавшись в зыбком мареве жгучих лучей. Он остановился. До захода красного солнца оставалось всего полчаса, а он хотел еще добраться до Эрмиты, найти Тотоя и придумать, чем бы заняться вечером.
В отличие от Винсенте, Тотой выглядел гораздо моложе своих тринадцати лет. По правде говоря, возраст обоих казался меньше. «Результат недоедания», — объяснил ирландский священник, который раздавал бесплатный суп в районе Рохас. И все-таки Винсенте был чуть покрупнее, а Тотой выглядел совсем крошечным. Он вполне мог бы сойти за восьмилетнего, поэтому другие ребята все время беззлобно подшучивали над ним:
— Эй, Тотой, у меня ухо разболелось. Может, залезешь туда и посмотришь, в чем дело?
Даже его мать, которую Тотой иногда встречал на конечной остановке автобуса, когда она волочила за собой одного или двух чуть живых ребятишек, обычно встречала его словами:
— Я смотрю, ты все такой же заморыш. Поэтому если у него не было занятия получше, Тотой любил стоять на стенах. Оттуда, с высоты, мир был гораздо интереснее.
— А ну слезай со стены, парень, — сказал охранник в синей форме, дежуривший у «Макдоналдса» в районе Эрмиты, и слегка повел болтающимся без дела помповым ружьем в его направлении. — Здесь стоять нельзя.
Тотой поколебался, прежде чем повернуться лицом к охраннику. Это была просто замечательная стена, с которой виднелись ярко освещенные окна ресторана и царившая там завораживающая чистота.
— А почему здесь нельзя стоять? — спросил он. — Какого черта?
Охранник улыбнулся.
— Молод еще так разговаривать, парень. А ну, слезай оттуда!
Тотой опять заколебался, на этот раз потому, что двери «Макдоналдса» были широко открыты и оттуда шел ни с чем не сравнимый запах. Чудесный, манящий запах, таинственный, как аромат духов богатой дамы. Даже еще более таинственный, так как не напоминал ничего из того, что Тотою доводилось пробовать.
— А почему здесь нельзя стоять, ро? — переведя дыхание, спросил Тотой, уже повежливее.
— Тебе объяснить?
— Но я же не делаю ничего плохого. Не выпрашиваю милостыню, не пристаю к посетителям. Я даже руку не протягивал.
— Ты снижаешь уровень.
— Уровень?
— Мы должны поддерживать определенный уровень.
— Но я же просто стою на стене.
— На стене «Макдоналдса», а это частная собственность, парень!
— Понятно. — И Тотой опустил руки по швам. — А вы застрелите меня, ро? Вы застрелите меня, если я не спущусь?
— Само собой.
— Правда?
— Ну… — охранник сдвинул фуражку на затылок, — нет, но напущу на тебя клоуна.
— А при чем тут клоун?
— Он превратит тебя в кусок мяса, засунет в булочку и продаст.
Да, все правильно: кожа очень белая, а зубы просто огромные! Глядя на плакат, не верилось, что помада может сделать улыбку такой широкой, а губы — такими красными.
— Может, превратит меня в биг-мак? — задумчиво спросил Тотой.
— Запросто.
— Ну ладно, — Тотой в последний раз огляделся вокруг и спрыгнул на землю. — Я слез с вашей дурацкой стены, ро. Вы уж только не отдавайте меня этому клоуну.