Как-то мне позвонила мать и сказала:
– Что-то ты давно не заходишь, не звонишь… у тебя всё нормально?
– Более чем, – ответил я.
– Что с твоим голосом? – спросила мать.
– Что с ним?
– У тебя наконец-то появилась девушка. Я так рада! Приходи к нам на ужин. Познакомимся. Мне нужна подружка.
– Хорошо, – пообещал я и, положив трубку, решил, что непременно женюсь на Ане.
Почему бы и нет? Она умная, хорошо готовит, разрешает смотреть футбол и пить пиво, добрая, красивая, грудастая, рыжая – всё как я люблю в своих фантазиях про несуществующих женщин. А Пашка? Ну что же, пусть будет Пашка. Его ещё можно перевоспитать. Да не такой уж он и плохой после ремня.
Я рассказал Ане про предстоящую встречу с родителями. Она очень обрадовалась.
– Надену чёрное платье и бусы, – сказала она. И каблуки.
В тот же вечер она отправила Пашку к своей сестре за город. Мы сидели у меня за ужином и футболом.
– Валик, – сказала она. – Пошли спать. Мне завтра рано вставать и ещё хочется кое-чем заняться…
Я взял её руку своей дрожащей рукой и повёл в спальню. Мы разделись при выключенном свете. И улеглись в кровать. Я целовал её груди и ласкал в заветном месте пальцем. Она стонала.
– Валик, – говорила она. – Валик, я так тебя люблю.
Вместо того, чтобы получать удовольствие, я улёгся на спину, закрыл глаза и представил Валика в гробу. Представил его лицо, над которым уже изрядно потрудились черви.
Я представил трупную вонь.
Боже, что же с телом его произошло?!
Я представил, что он лежит с нами в кровати.
– И не стыдно тебе? – спросил воображаемый Валик в моей голове.
Отстранив Аню, я повернулся на бок к окну.
– Что случилось, Валик, тебе нездоровится? – спросила Аня.
– Извини, просто устал, тяжёлый день, – ответил я.
– Хорошо, тогда завтра утром продолжим? – спросила Аня.
– Конечно, ответил я и поцеловал её в левый сосок.
Всю ночь я пролежал без сна, ворочался и размышлял над предстоящей встречей с родителями.
Кто бы мог подумать, что мама пригласит на ужин всё семейство, всю родню, и даже французская тётя со своим Жан Филиппом, как оказалось, ещё не уехали. Тем не менее ужин прошёл превосходно. Все на меня смотрели с восхищением, все тайно восторгались рыжей бестией, и завидовали мне, и поверить не могли, что такой неопытный по женской части мужчина смог привлечь такую выдающуюся женщину. И Аня вела себя выше всяких похвал. Помогала по столу, убирала посуду, смеялась там, где надо, качала головой там, где надо, молчала там, где надо.
И даже то, что она весь вечер называла меня Валиком, не испортило картины в целом.
Когда же Аня ушла на кухню с французской тёткой курить – родственники в лице моментально поменялись. Дед скривился, будто сто мёртвых жаб проглотил. Бабка поморщилась, словно у неё внезапно голова разболелась, а мама моя хорошая расплылась в блаженной улыбке.
– Рыжая! – сказал дед. – Она же рыжая! Ты что, не видишь?
– Вижу, дед, мне нравятся рыжие, – сказал я.
– Да все рыжие стервы! – сказал дед. – Вот на бабку свою посмотри – рыжая как сатана! Думаешь, легко я жизнь прожил? Отмучался с ней и до сих пор мучаюсь.
– Рыжие – женщины страстные, но довольно ветреные, – философски заметил мой дядя – талантливый обвальщик мяса.
– Рыжей может быть любовница на месяц, но никак не жена, – сказала дедова сестра.
Мама же сказала:
– Сынок, я так счастлива, сынок, она тебе подходит, такая умница, сразу видно – много умеет. Хозяюшка. И добрая. Сынок, главное, чтобы маме нравилось.
Отец высосал мякоть из бочкового помидора, осушил рюмку водки и наколол на вилку колбасу.
– Эх, девоньки-голубоньки, за что я вас люблю – за четыре губоньки, – молвил отец.
Бабушка решительно заявила:
– Она тебе не подходит.
– Почему? – спросил я.
– Никто никогда не поймёт, что у рыжих на уме, – сказала моя рыжая бабушка. – У них тыквенная каша в голове. Сегодня одно на уме – завтра другое. Нет, Максим, такая женщина не для тебя. Она слишком красива, а у тебя нос длинный… картошкой… дедов нос у тебя… и потом… ах, ладно…
Бабка махнула рукой, явно ожидая, что все попросят её продолжить.
– Продолжайте, бабушка, говорите, – не подвели все.
– Не буду, не за столом сказано, – притворно упиралась бабушка.
– Ну скажите! – просили все.
– Говори, бабуля, – попросил я.
– Она чёрная вдова! – сказала бабка, и все охнули. – Да у неё на лице написано. Веснушками на щеках выложено – губительница мужчин. Всех своих мужиков в могилу сводит. Кровопийца. Ужас-ужас!