Система смоделировала антураж Ленинки семидесятых годов и голограмму Лыпиной того времени. Марина Васильевна не стала тянуть кота за хвост и без обиняков спросила:
– Зинаида Сергеевна, вы не раскаиваетесь в том, что сдали в архив не только свои дневники и письма, но и тех, кто писал вам?
– Понимаете, Мариночка, – спокойно ответила голограмма, – я всегда мыслила не местечковыми масштабами, а глобально. Смотрела на жизнь и общественные процессы широко. Вы же знаете о моей судьбе практически всё – как я жила до Октябрьской революции, что пришлось пережить моему поколению в Гражданскую, каково нам было в эмиграции, и сколько мне пришлось приложить сил, какие принести жертвы, чтобы вернуться на Родину.
– Судьба на вашу долю выпала непростая, что и говорить, – сухо согласилась Марина Васильевна, машинально чёркая карандашом на обложке тетради.
– Вот именно! – воодушевилась Лыпина. – А как же можно сохранить для потомков историческую память, если уничтожать письма и дневники? Я хотела, чтобы у моих внуков и правнуков была возможность изучать жизнь предыдущих поколений, получая информацию из первых рук. Без купюр, так сказать. И чтобы историки могли максимально точно воспроизводить в своих изысканиях прошлое таким, каким оно было на самом деле. Согласитесь, что мой архив – это и есть живой голос эпохи.
– Думаю, что информация из первых рук далеко не всегда достоверна, – возразила Марина Васильевна, рисуя небольшой квадрат.
– Конечно! – рассмеялась голограмма. – Поэтому архиважно, чтобы сохранялось как можно больше свидетельств об одном и том же времени! Давайте оставим объективную реконструкцию прошлого историкам.
– Но историкам не обязательно копаться в чужом грязном белье, – не сдавалась Марина Васильевна, энергично заштриховывая квадрат.
– Вы, дорогая, наверняка знаете о существовании удивительной области человекознания – исторической психологии. А еще об исторической нейропсихологии. И так далее.
– Допустим, – Марина Васильевна нервно нарисовала над квадратом треугольник. Грифель не выдержал напряжения и сломался.
– И вы не можете не согласиться, что именно в грязном, как вы выразились, белье, – методично продолжила Лыпина, – невероятно много ценнейшего материала для познания глубин человеческой психологии на разных этапах общественного развития. Я не говорю сейчас о великих. Они по определению обречены на тщательный анализ всех видов их белья. Я имею в виду самых обычных людей-тружеников.
– Тогда поставлю вопрос иначе, – продолжала упорствовать Марина Васильевна, – вы самовольно распорядились тайнами других. Это не было их выбором. Вы в курсе, что один ваш друг умер, когда его дети узнали из архива правду, которую он доверил только вам?
– А что делать, Мариночка, – развела руками голограмма, – как говорится, лес рубят – щепки летят. Наука не всегда человеколюбива, даже если это человекознание в самом широком смысле этого слова. Извините за почти тавтологию.
Она доверительно наклонилась к Марине Васильевне и с революционной горячностью произнесла:
– Вы, Мариночка, прожили большую, насыщенную событиями жизнь. Вы жили при социализме и капитализме. У вас было и есть много знакомых и друзей. Ваш долг перед историей передать накопленные материалы в государственный архив. Это ваша, если хотите, обязанность! Я настаиваю, я требую, чтобы вы…
Не дав ей договорить, Марина Васильевна нажала кнопку «Завершение сеанса». Голограмма исчезла.
Вернувшись домой, Марина Васильевна вывалила на пол весь свой архив, достала из кладовки шредер, купленный ещё в семнадцатом году, и принялась разбирать документы, безжалостно превращая чужие тайны доинформационной эпохи в бумажные опилки.
Тест на графоманию
– Скажите, девушка, вы тоже графоманка?
– Нет, я депрессивная, – безразлично ответила Полина и тихо заплакала.
– Очень хорошо, – обрадовался мужчина, – значит, показалось.
Полина высморкалась в бумажный платок, потёрла им под носом, скомкала и запихнула в боковой карман сумочки.
– Что вам показалось? – через силу спросила она.
– Подумал, вдруг мы одной крови, – вздохнул мужчина.
Полина вяло поинтересовалась:
– У вас какая?
– Что? – не понял мужчина.
– Группа крови какая у вас? – Полина кончиками пальцев повозила по вискам.
– Так это я в метафорическом смысле, – рассмеялся мужчина, – мне показалось, что вы тоже графоманка. Как и я.
– У вас такой диагноз? – наконец удивилась Полина.
– Де-юре пока нет, но, де-факто, – мужчина покачал головой, – де-факто – очень возможно.