III
Разочарование сменялось горечью. Горечь — новыми разочарованиями. Так продолжалось несколько месяцев. Оставшись непонятым в главном, Валерий продолжал выступать. Музыка не тускнела, скрипка служила исправно.
Повинуясь ненавязчивым нашептываниям «поклонников», которые теперь постоянно окружали его, решил заняться устройством жизни. К концу лета переехал в новую квартиру в центре города. Обзавелся машиной, модной мебелью. В загородной зоне вырастала сказочная дача. Пухла сберкнижка. Подыскалась для холостяка и невеста. Хотя о пылкой любви он не помышлял, однако женитьба сулила серьезные выгоды — она была дочерью самого… А это немаловажно, обнадеживающе шептали многочисленные доброжелатели: крепкое положение в обществе, обеспеченное, даже более, будущее, прислуга, отличная кухня…
Правда, Ляля в музыке была не очень (с детства страдала тугоухостью), но звон монет слышала хорошо. Узнав, сколько Валерий получает за концерты, устроила маленький свой, тактично закапризничав. Пришлось поставить новые условия перед менеджером. Их сразу же удовлетворили.
На следующий день после свадьбы случилось непредвиденное — очередной концерт прошел неудачно. Видения почему-то потеряли насыщенность, поблекли. Валерия это не очень обеспокоило. Главное, на его счет была перечислена кругленькая сумма.
— Деньги — вот что определяет человека,— любила повторять Ляля.— Деньги — это все. Это — жизнь. Настоящая, полнокровная.
Сам не заметил, как им завладел новый стимул — змей наживы опутывал больше и больше, вытесняя остальное. Теперь после очередного концерта спешил не лихорадочно записывать увядающие в памяти картины, показанные скрипкой, а проверить, не забыли ли уплатить. До копейки!
К середине осени видения исчезли совсем.
— Ну, вот и прекрасно! — легко восприняла грустинку мужа Ляля.— Наконец, милый, твои мозги приходят в норму. Я уже подумывала показать тебя психиатру. Теперь отставим. Кстати, мы сегодня едем за город в чудесный ресторанчик. Погуляем. Не забыл, Куницыны просили, чтобы захватил с собой виолончель.
— Скрипку, сколько раз можно повторять! — вскипел Валерий.
— Хорошо, мой мальчик, скрипку,— сразу согласилась молодая жена, пошевелив изнеженным пальчиком его поредевшие волосы и выпятив напоказ пышную грудь, готовую, казалось, при наименьшем наклоне вывалиться из декольте.— Только не забудь. В прошлый раз мне Вотковы выговаривали, что не прихватил. Поиграешь малость для публики.
В ресторане случайно встретил Павла. Тот бросился с объятиями:
— Валерка, ты?! Боже, какая встреча! Уж не ожидал увидеть бывшего однокашника. Ты же знаменитость! Был на концерте, был. И не раз. Хотел подойти, да куда там — не пробиться.
— Мой школьный товарищ. Лучший,— познакомил с Лялей.
— Из командировки возвращаюсь. На слет рационализаторов ездил,— радостно говорил Павел.— Мы у себя на заводе такое новшество затеяли, ахнешь. Замотался вконец. За целый день даже корки во рту не было. Дай, думаю, забегу перекусить, а то пока до города доберусь…
Валерий радовался несказанно. Что-то теплое, нежное словно пробуждалось в нем снова. Сели вдвоем за отдельный столик. Ляля отошла к Куницыным.
— Все такой же крепыш, Пашка! Цветущий, неунывающий,— похлопывал друга.
— Слушай, а ты немного сдал, Валерка. Концерты замучали? — Он участливо рассматривал ссутулившиеся плечи, поблекшие глаза, осунувшееся продолговатое лицо.— Надо поберечь себя. Нельзя же выкладываться так неистово. Я знаю как никто твою искренность, доброжелательность. Сколько живу — человека с такими открытыми мечтами и душой не встречал.
— Что поделаешь, надо. Публика требует,— соврал.
Он не хотел признаться, что пришлось перебраться с площади сначала во дворец спорта, а с завтрашнего дня будет выступать в зале филармонии. Причина? Скрипка! Стала все больше и больше фальшивить, теряет когда-то ясное, вдохновенное звучание. Иногда даже притворяться больным приходится, лишь бы не показываться на люди.
К ним подошла Ляля. Щеки раскраснелись от вина, на лице играла глуповатая улыбка.
— Погутарили и хватит,— сказала с явным намеком.— Ты бы что-нибудь сбацал, а Валера?
— Я занят, не видишь? — зло обернулся к жене.
— Сбацай, сбацай! — подкатились толстяки Куницыны, слегка ^похлопывая в ладошки.
— Я скрипку дома забыл,— сделал попытку отвязаться.
— А вот и нет! А вот и йет! — заплясала Ляля.— Я ее сама захватила,— вытащила из-за спины скрипку.
— Отстань, прошу,— он никогда еще не чувствовал себя так гадко, неловко. Хотя бы не при Павле. Специально ведь подплыла.