Если стремление к статусу – это форма мужского репродуктивного успеха, то мы наконец-то нашли биологическую причину для более низкого статуса женщин. Пусть тогда мужчины добиваются статуса, пока женщины посвящают себя важному делу поддержания молодости27.
Правда, мы, как правило, не считаем, что научные факты определяют нашу жизнь. Из слов ученого, что нечто “естественно” – например, мужская агрессия или изнасилования, – не следует, что мы обязаны это оправдывать, поддерживать или предписывать. Но это и не значит, что науке нечего добавить к социальным дебатам или стремлениям28. Хотя наука и не подсказывает нам, каким должно быть общество – это дело нашей морали, – она может подсказать, как поддержать наши моральные ценности, какие меры для этого стоит принять29. Как говорит философ Джэнет Кеннетт из Университета Маккуори, если эгалитарное общество не является “подлинным шансом для таких существ, как мы… то… эгалитарные рекомендации и идеалы оказываются скомпрометированы”30. Если в мужской природе заложена игра с определенным типом игрушек, желание работать в определенных профессиях, готовность жертвовать семьей и рисковать, чтобы добраться до вершины, тогда, конечно, это говорит нам, на какой тип общества надо надеяться и к какому стремиться. Стут, например, берет на себя труд утешить нас, что его выводы о длительном влиянии нашего эволюционного прошлого на женский интерес к биологии или инженерному делу, “конечно же, не значат, что женщины в современном обществе должны придерживаться традиционных ролей”. Он подчеркивает, что люди должны быть свободны в выборе нетипичной карьеры. Но он также считает, что эта возможность никогда не станет повсеместной и что стремление уравнять женщин в высокооплачиваемых сферах науки, технологий, инженерии и математики “отрицает человеческую биологию и природу”31.
Это заявление показывает, какое бремя ответственности лежит на плечах тех, кто принимает такой взгляд на половые различия: им приходится быть глашатаями неприятной, но неизбежной истины. Принцип полового равенства – ни одному человеку не должно быть отказано в возможности чего-либо просто на основании того, какие гениталии упрятаны у него в трусах – достаточно хорошо усвоен в западном современном обществе. Видимо, завсегдатаи джентльменских клубов крепко спали, когда произошел этот сдвиг в социальных взглядах и законодательстве, но большинство из нас принимает его, и принцип вписан в закон о равных возможностях. Но если мужской пол и женский пол по своей сути различны, тогда равенство возможностей никогда не приведет к равенству исходов. Нам говорят, что “если всевозможные различия свести к единственному слову, это слово будет не «дискриминация», а «тестостерон»”32; что эти половые различия в предпочтениях рисков – “одна из основных причин гендерных различий на трудовом рынке”33; и что, вместо того чтобы беспокоиться о розовых и голубых полках в магазинах игрушек, мы должны уважать “базовые и глубокие различия”34 в типах игрушек, которые предпочитают мальчики и девочки, и “пусть мальчики останутся мальчиками, а девочки – девочками”35.
Вот он, Тестостерон Рекс: эта знакомая, правдоподобная, убедительная и могущественная история о поле и обществе. Сплетая воедино взаимосвязанные тезисы об эволюции, о мозге, гормонах и поведении, она предлагает складный и убедительный рассказ о долгом и, казалось бы, непреодолимом половом неравенстве. Тестостерон Рекс может показаться непобедимым. Когда бы мы ни обсуждали тему полового неравенства и попытки борьбы с ним, он маячит в комнате гигантскими слоновьими яйцами. А как же наши эволюционные различия, несхожести мужского мозга и женского? А как же весь этот мужской тестостерон?