Корректно ли сказать, что ваша вещь «Каменные боги» написана в жанре фантастического романа?
Нет, я бы не стала называть роман «Каменные боги» научной фантастикой. Но это потому, что я терпеть не могу всяческие ярлыки. Большую часть жизни я занимаюсь тем, что срываю их с разных вещей и говорю: «Давайте посмотрим, что под ним». По-моему, люди часто навешивают ярлыки на что попало, потому что им так проще, но о чем книжка, понятнее от этого не становится. Если так рассуждать, то любая книга, действие которой происходит в прошлом, — исторический роман, а когда действие происходит в будущем — это научная фантастика, а коли действие происходит в настоящем — это реалистическое произведение, и так далее. Но это вовсе не так. Ты выбираешь дорогу, выбираешь нужные тебе в данный момент приемы — это выбоц писатель выбирает то, что ему нужно, чтобы рассказать историю. Меня сильно волновала судьба нашей планеты, будущее нашей сегодняшней ситуации. Поэтому мне понадобилось отправиться в будущее, чтобы посмотреть, где мы можем очутиться. Но все-таки, по-моему, книга не становится научной фантастикой только из-за того, что там есть парочка роботов. Однако людей это заинтриговало, они стали говорить: а, значит, она теперь научную фантастику пишет. А я отвечаю: нет-нет. С тем же успехом можно было бы назвать «Страсть» историческим романом, а «Тайнопись плоти» — историей любви двух лесбиянок. Это же глупо! Возьмите и прочтите книгу!
Вам нравится заниматься собственной страничкой в интернете?
Я люблю заниматься журналистикой, мне нравится писать, когда поджимают сроки, нравится этот жанр. Здесь я могу говорить о том, что думаю — и об искусстве, и о культуре, и о политической ситуации, и о ситуации экологической. Теперь у меня есть право голоса, есть общественная платформа, а значит, я должна ее использовать, чтобы высказывать свое мнение. По-моему, сейчас не время сидеть в стороне и оправдываться. Сейчас нам всем пора подняться и сказать: вот что я думаю и вот почему. И журналистика тут очень кстати. Это занятие другого порядка, оно не требует от тебя и доли того, что требует проза, — не требует полной самоотдачи. С творчеством все по-другому — либо полная самоотдача, либо ничего, вот так. Но в журналистике, конечно, нужна главным образом голова. Ведь когда я пишу статьи, в этом не участвует все мое тело целиком, а когда пишу прозу — участвует. Так что это разные вещи. Что касается моего сайта — мне хотелось сделать по-настоящему хороший сайт. Мало кому из писателей это удается — у многих они довольно скучные. А в наши дни молодые ребята влетают в интернет и сразу смотрят: интересно ли это, увлекательно ли, стоит ли тут задержаться минут на пятнадцать — и все, пошли дальше. Поэтому надо, чтобы на сайте было что-то, не могущее оставить людей равнодушными. Я не заблуждаюсь насчет технологии, понимаю, что молодежи это нужно. Мне хочется, чтобы до них дошло содержание, но я знаю, что для этого нужен формат, который их заинтересовал бы. Поэтому мой сайт так красочно, живо оформлен. Да, я действительно уверена, что это — мой общественный долг. Я обязана говорить с людьми о том, что считаю важным. Этот вебсайт — моя благотворительная деятельность, мой общественный долг.
Чьим последователем в литературе вы себя считаете, чьи традиции продолжаете?
Для женщины-писателя характерно обращаться к своим личным предшественникам. Я получила очень хорошее образование, но, знаете, когда я в Оксфорде изучала английскую литературу, у нас в программе еще не было Вирджинии Вульф. Как не было и никаких других писателей-женщин помимо тех, кого называли «великой четверкой писательниц XIX века» — в нее входили Джейн Остин, Джордж Элиот, Шарлотта Бронте и Эмили Бронте. Для женщины, которая хочет писать, вдохновиться здесь особенно нечем. С одной стороны, мы изучали все, от «Беовульфа» до Беккета, с другой — совершенно не занимались женщинами. Это нашлось позже. Был в этих поисках особый интерес, едва ли не тайное возбуждение; когда удавалось отыскать женщин-писателей, чьи книги тянуло читать, то хотелось воскликнуть: это же здорово, вы, ребята, не обращаете на них внимания, а ведь они замечательные! Причем речь не о таких уж давних временах — все в корне переменилось за последние двадцать пять лет. Тот факт, что двадцать пять лет назад в программе одного из лучших в мире курсов английской литературы не было Вирджинии Вульф, многое говорит о том, как обстояли дела тогда и как они обстоят сейчас. В общем, я сама для себя ее открыла, уже в Оксфорде — не раньше. Конечно, я была поражена, была в восторге. Отсюда началось знакомство со всевозможными женщинами-писателями, некоторые были совсем не из оксфордского круга чтения — например Адрианна Рич, замечательная, на мой взгляд, поэтесса. Меня очень увлекли женский язык, женская чувственность — то, о чем говорит Вульф. Так начала формироваться моя собственная проза, так я задумалась о своем месте среди других. Мне представляется, что я — продолжатель этих связей. Я прокладываю путь для других женщин-писателей — точно так же, как те женщины проложили путь для меня.