Ваше «Путешествие на край комнаты» — это пародия на де Боттона?
Нет-нет-нет! Я первый написал! Нет-нет, я думал не о нем… Но если уж быть к нему справедливым… По-моему, «Философы с большой дороги» вышли, когда у него еще ничего опубликованного не было, а его книга про путешествия на самом деле появилась перед самым выходом моей, но к тому моменту я эту вещь, «Путешествие на край комнаты», уже написал. В общем, да, какое-то сходство между темами имеется, но никакого такого влияния он на меня не оказал.
Забавное совпадение.
Ну, не знаю, может, правда существует та кая вещь, как дух времени… Вот и действие новой книги Ирвина Уэлша тоже в Майами происходит. Похоже, все принялись про Майами писать…
Я тут редактировал одну вещь — Британский совет каждый год выпускает «Новое слово» (New Writing), такой сборник в мягком переплете, и мы с Лоуренсом Норфолком были его редакторами. Нам прислали около двухсот рассказов, и странным образом примерно в восьмидесяти из них речь шла о поездке в отпуск. В тот год все вдруг взяли и начали писать про отпуска!
Почему повествование в «Путешествии…» ведется от лица женщины?
Ну, я не люблю повторяться и, пытаясь сделать «Путешествие» более интересным, в качестве одного из приемов использовал женщину-рассказчика. В то время у меня и агент, и редактор были женщины; они как следует прошлись по рукописи. Но мнения разделились: одни женщины считают, что с задачей выступить от лица этого персонажа я справился неплохо, другие — наоборот. Так что не знаю… Приношу извинения тем, кто считает, что мне это не удалось.
А потом вы и вовсе предоставили право голоса шумерской вазе?
Опять-таки, меня увлекла такая идея — написать книгу от имени вазы, керамической вещи, то есть от лица предмета бесполого. И опять-таки, кто-то считает, что мне это удалось, найти некий промежуточный вариант, а кто-то говорит, что голос у рассказчика определенно мужской. В общем, не исключено, что мне не удалось добиться желаемого результата.
Ведь это по идее должен быть такой сверхъестественный, загадочный керамический предмет, наблюдающий за человечеством и подразделяющий людей на разные категории согласно внешним впечатлениям. Ну вот, и как я уже сказал, некоторым в голосе этой вазы слышится мужская интонация.
Как вам вообще пришла в голову такая идея?
Как-то мне пришло в голову, что это может оказаться интересно — написать роман об истории искусства. Я взял, накупил множество разных книг — больших таких, дорогих, — прочел их. Наверное, мой общий культурный уровень в результате сильно поднялся, но в конце концов я понял: видимо, романов об истории искусства до сих пор не существует потому, что писать их — задача чрезвычайно тяжелая. Короче, дело у меня не двигалось. И вот однажды я сидел, читал книгу о греческой керамике — это огромная область науки, люди целую жизнь проводят, изучая фрагменты гончарных изделий, пытаясь решить, в какую они сделаны эпоху, в каком районе Афин их изготовили… Мне это показалось довольно странным, то, что столько усилий и времени тратится на анализ этих глиняных кусочков, фрагментов. И я подумал: а смешно было бы, начни керамический предмет делать то же самое с людьми — ну, знаете, классифицировать их в зависимости от темперамента, роста, манеры держаться и так далее. Стоило появиться этой идее, о тон, что керамический предмет классифицирует людей, и работа над книгой пошла сама собой.
Рассказывать короткие истории вам приятнее, чем писать длинные романы?
Ну да, это так… От вас не укрылась одну из особенностей моего стиля — я действительно люблю рассказывать истории и отвлекаться от темы. Первый мой роман, «Хуже некуда», — повествование весьма традиционное, линейное, типичное для XX века, такое, каким полагается быть роману. А вторую книгу — отчасти потому, что мне хотелось избежать ярлыка «парень, который пишет про Венгрию, про Восточную Европу», — вторую книгу я решил сделать совершенно другой. Там нет ни слова про Восточную Европу; кроме того, она написана в такой как бы нелинейной форме: на самом деле, многое из всего этого, самые разнообразные эпизоды могли бы оказаться практически где угодно. В основе там лежит некое общее повествование, но большая часть материала — уходы в сторону, размышления, которые можно было бы расположить едва ли не в любой последовательности. То же и с «Коллекционной вещью»; многое в этой книге — истории, обрывки прошлого вазы, которые опять-таки можно переставить практически в каком угодно порядке. И еще «Путешествие», этот роман я тоже намеренно построил в такой форме — можно сказать, роман из историй, где нет настоящего сюжета. Кому-то это нравится, кому-то нет. Но такое у меня уже было — особенно в «Путешествии», — такой сборник взаимосвязанных историй и уходов в сторону… Нет, общая тема у меня там имеется, но сюжетом в обычном смысле это не назовешь. Так вот, такое у меня уже было, поэтому в новом романе, «Хорошо быть Богом», я снова придерживаюсь традиционной формы: там есть начало, середина, конец, персонажи появляются, исчезают. В общем, первая и последняя книги — романы, на мой взгляд, вполне канонические, а другие — немного более экспериментальные.