Планируете ли вы написать продолжения к другим романам?
Дело тут вовсе не в успехе книги, а в том, закончено повествование или нет. Бывает, что я вижу: история дошла до конца, и мне больше незачем возвращаться к ее героям. Если говорить о романе «Блаженные шуты», история в моем понимании не закончена, поэтому есть вероятность, что я снова вернусь к моим персонажам, посмотреть, что с ними произошло дальше. Но это зависит от того, придет ли мне в голову хорошая идея. Взять этих персонажей и заставить повествование идти дальше только потому, что книга популярна, — этого я делать не собираюсь. Понимаете, мое дело — не продавать истории, мое дело их просто писать. А они настолько непредсказуемы, что я предпочитаю вообще не задаваться этим вопросом.
Вас никогда не привлекали реальные события из современной истории?
Но ведь события прошлого тоже реальны! Прошлое полно историй, люди — это истории. Мне не так важно, какие это события — современные или нет. Ведь многие вещи, которые произошли столетия назад, по-прежнему вполне доступны нашему мышлению сегодня. История, действие которой происходит в восемнадцатом веке, может оказаться более современной, более актуальной, чем та, что разворачивается в двадцать первом. Это зависит от того, насколько близки тебе ее герои, вся ситуация. Сейчас я, например пишу сценарий о катарах, об альбигойском крестовом походе и падении Монсегюра. Действие происходит в 1244 году или около того, но мне эта история кажется чрезвычайно современной, потому что совершенно ясно — помыслы, побуждения тех людей находят отклик в определенных событиях, происходящих в наши дни.
История — просто фон для рассказа о личности?
Порой да, а порой нет. История — это ведь повествование о человеческом роде. А человеческий род, как мне кажется, не слишком сильно изменился за последние тысячу лет. Людьми по-прежнему управляют те же страсти, желания, страхи. Что касается культуры, цивилизации — да, в этом смысле человечество до определенной степени изменилось. Но понять, что движет человеком, совсем несложно, даже если речь идет о человеке, жившем пятьсот лет назад, человеке из общества, совершенно непохожего на наше. Можно понять и древнего скандинава.
Откуда у вас интерес к скандинавским сагам?
Видите ли, скандинавская, исландская культура оказала очень большое влияние на мои родные места. Викинги пришли и оставили после себя многое: захоронения, постройки, рунические камни, литературу, сказания — и язык. Язык, на котором говорят на севере Англии, неразрывно связан с теми языками; северный сленг — чистейшей воды исландский. В общем, эта культура весьма близка нашей местности. На ней меня воспитывали в детстве — точно так же, как нас воспитывали на сказках. Отсюда моя близость к этим повествованиям, к этой цивилизации. Дело в том, что северные боги и герои не так сильно удалены от нас, как греки или римляне. В каком-то смысле до них рукой подать; в этих персонажах много человеческого. Они подвержены слабостям, совершают ужасные ошибки, вступают в неподходящие браки. Они творят страшные вещи, они невероятно жестоки друг к другу. Но при этом рассказы о них бывают смешными, а потому интересными для детей. Я с ранних лет любила эти истории, а после продолжала их изучать, писать о них на протяжении всей своей юности.
Можно ли в этом плане сравнивать вас с Толкиеном?
Самого Толкиена несомненно вдохновила именно эта (скандинавская) мифология, фольклор. Он был профессором древних языков, он, как и я, вышел из этой культуры, а значит, неизбежно должен был использовать свои знания. Я бы сказала так: мы с Толкиеном в большой степени находимся на разных концах спектра. То, что создал Толкиен, стоит — и он это сделал намеренно — по ту сторону богов. У Толкиена ведь нет богов, нет никакого пантеона, не упоминаются никакие легенды — одна лишь конструкция мира; само собой, в этом мире есть разные существа, но богов в нем нет. Нет ни Рагнарока, ни конца света. По сути, сверхъестественное во многих своих проявлениях у Толкиена носит весьма рациональный характер. У него в книгах имеется некое волшебство, но рунической магии нет совсем — рунические символы для него лишь определенный вид письма, способ передачи информации, и все. Я, наверное, на противоположном конце этого спектра. Я возвращаюсь к богам, к древности, к легендам. Так что сравнивать нас, пожалуй, нельзя.