Выбрать главу

Юнас, в каком-то смысле вы сами даете повод к таким вопросам об автобиографичности героя. Юха из «Детства комика», Юхан в романе «Гора искушений» и Юнас — все это созвучные имена. Вы как будто специально давали такое имя героям.

В шведском языке есть огромная разница между именами Юха, Юхан и Юнас. Юха — это финское имя, а не шведское. В Швеции ни один человек не скажет, что между именами Юха и Юнас есть сходство.

Я рад, что вы вспомнили Юхана из романа «Гора искушений». Все указывает на то, что «Детство комика» — роман автобиографический. Тогда как в действительности моя самая автобиографичная книга — «Гора искушений». Она начинается с переписки мальчика Юхана с его родственниками о разделе дома, доставшегося им по наследству. В хронологическом порядке эту переписку надо было бы расположить в конце. Двоюродного брата, с которым я переписывался на самом деле, зовут Юхан. Мне хотелось, чтобы он узнал себя в этом романе. Поэтому его и зовут Юхан. На сцене все выходит гораздо сложнее. Потому что когда я выхожу на сцену в качестве комика, я выступаю как Юнас Гардель. И этот Юнас Гардель — персонаж, это не мое настоящее «я». Я хочу показать его характер движения, манеру говорить. Это действительно одновременно и я, и не я. Играть роль — вот центральная тема моего творчества. В романе «Внимание, НЛО» я пишу о том, что говорить правду — значит лгать так, чтобы тебе поверили. Моя профессия — рассказчик, я получаю деньги за свою ложь. Может быть, если я совру достаточно хорошо, то приближусь к правде?

Насколько хорошо вы помните Стокгольм вашего детства?

Я вырос не в Стокгольме, а в одном из его пригородов, который называется Энебюберг. У меня был практически неограниченный доступ к моим воспоминаниям до того момента, как я стал писать книги. Когда книги были написаны и я в каком-то смысле достиг примирения с жизнью — ведь книги ведут к примирению, — я начал забывать. Примирение позволяет двигаться вперед, и повода вспоминать те события больше нет. Когда я писал последний роман трилогии о Сэвбюхольме «Йенни», который был опубликован в прошлом году, — он кажется мне лучшим из трех, — я почувствовал, что надо спешить, дорога к детству постепенно зарастает. Тропинки надо протаптывать заново, калитки закрыты. Пора об этом написать, пока воспоминания не исчезли, как сон.

А откуда у вас такое знание несчастливых браков, несчастного разочарованного детства? Откуда такое яркое представление?

Я очень много писал о детстве и о пожилых дамах. Я писал о женщинах среднего возраста, когда мне самому было всего 21–23 года. Я очень рано начал писать. А писал я о женщинах среднего возраста. Я любил повторять, что во мне живет женщина среднего возраста, заключенная в тело ранимого юноши. Но уже тогда я добился популярности, и начиная с 22 лет у меня не было другой работы, кроме как выступать на сцене и писать книги. Мой профессиональный и жизненный опыт ограничен, поэтому я и писал о маленьких детях и взрослых дамах.

Вам хорошо с детьми, и вы считаете, что понимаете их? Чувствуете, что вы их понимаете?

Конечно, я сейчас в основном общаюсь только с детьми. У меня у самого есть маленькие дети. Не знаю, как в России, а в Швеции отцы уделяют очень много внимания детям. Я пять лет сидел дома с ребенком. Половину времени я работал, а половину — занимался только ребенком. Вы считаете, это необычно? Да, Швеция в этом смысле примечательная страна.

В некоторых ваших романах — в частности, в романе «Хочу домой» и в «Детстве комика» — отцы выглядят вовсе не привлекательно.

Отцы моего поколения — то есть поколение моего отца — почти не принимали участия в жизни детей. У меня есть друг, с которым мы обсуждали проблемы отцовства и пришли к выводу, что отцы из нас получились в шесть раз лучше, чем были они. Только в Швеции были проданы миллионы экземпляров «Детства комика», тиражи были очень большие, здесь все читали этот роман, он входит в курс школьной программы по литературе. Думаю, молодежь любит мои книги потому, что я не романтизирую детство. Я знаю, что детство может превратиться для ребенка в ад. Я хладнокровно констатирую это в моих книгах. Не думаю, что в отношении детства уместна сентиментальность. Наверное, поэтому людям нравятся мои книги.