Несмотря на бытующую иногда точку зрения о том, что отставка Тэтчер являлась лишь следствием случайного стечения обстоятельств, что, к примеру, не будь рокового для нее совпадения момента выборов нового лидера и Парижского совещания глав правительств по проблемам европейской безопасности, она осталась бы лидером партии и премьер-министром, есть все основания считать эту отставку кульминационным пунктом уже давно назревшего кризиса тэтчеризма и резкого обострения внутренних разногласий в партии тори.
В свете упоминавшихся выше данных о падении популярности партии и ее лидера становилось очевидным, что консерваторы стоят перед перспективой серьезного поражения на предстоящих выборах и что, если не будут предприняты меры, способные повысить ее престиж, к власти придут либо лейбористы, либо коалиция лейбористов и либеральных демократов. Естественно, что подобная перспектива не устраивала ни Тэтчер и ее сторонников, ни тех тори, кто не был согласен с ее курсом.
Что касается самой Тэтчер, то она считала упадок популярности партии сугубо временным, конъюнктурным явлением, обычным для победившей партии в середине срока пребывания ее у власти. Расчет делался на то, что к моменту новых выборов правительство сможет восстановить доверие избирателя рядом популярных мер социально-экономического характера, и в частности снизит уровень инфляции, стимулирует экономическую активность. Тэтчер по-прежнему считала, что последовательность в проведении намеченного курса, верность принципам неолиберальной экономической политики и сильной, суверенной Британии являются ее наиболее ценимыми избирателями качествами и что в момент, когда им нужно будет уже не просто высказывать свое мнение, но решать, кому, же доверить рычаги управления страной, именно эти качества и перевесят чашу весов.
Оптимизм М. Тэтчер и ее ближайших сторонников, однако, находил с течением времени все меньший отклик в партии.
Растущее число консервативных членов парламента, включая министров, стали склоняться к мнению, что главной причиной снижения популярности партии как раз и является упорное нежелание премьер-министра модифицировать намеченный еще в 70-х годах курс, проявить гибкость, учесть прошлые ошибки и просчеты.
Естественно, что все лишь усиливало антитэтчеровские настроения, создавало условия для "бунта" против нее.
Обострение разногласий между премьером и ее оппонентами в парламенте и в кабинете шло по многим линиям. Однако в центре их почти неизменно оказывалась политика правительства в отношении Европейского сообщества. Не в последнюю очередь это объяснялось тем, что Тэтчер была особенно чувствительна к угрозе утраты суверенитета Британии в связи с углублением европейской интеграции, и никакие рациональные доводы не могли убедить ее в том, что в интересах самой же Британии (как и Сообщества в целом) пойти на определенные уступки. Сыграло, очевидно, свою роль и то обстоятельство, что именно по вопросам отношений с ЕС ей пришлось вступить в противоборство с наиболее сильными министрами. Наконец, любое выступление на "больную" внутреннюю тему наверняка спровоцировало бы острую дискуссию в партии и, возможно, даже глубокий раскол в ее рядах, чего не мог себе позволить ни один дорожащий своей репутацией в партии политик.
Но как бы то ни было, все без исключения случаи открытого неповиновения политике Тэтчер во второй половине 80-х годов (а вплоть до 1986 г. таких случаев вообще не было) происходили именно по вопросам "европейской" политики. Разумеется, и здесь Тэтчер не могла не проявлять определенной гибкости и прагматизма. Будучи твердой сторонницей голлистской концепции "Европы отечеств", она готова была идти достаточно далеко по пути либерализации экономических отношений и снятия барьеров, препятствующих функционированию ЕС как единого экономического пространства. Но она решительным образом противилась любым мерам, нацеленным на создание общей для Сообщества валютно-финансовой системы, принятие "социальной хартии" и усиление роли политических институтов ЕС. Помимо опасений, что все эти меры подорвут суверенитет Британии и сделают "евробюрократов" истинными хозяевами на всей территории Сообщества, Тэтчер считала также, что создание европейского "супергосударства" почти наверняка сведет на нет все то, за что она боролась все эти годы, и вновь поставит страну на "социал-демократический" путь. Недаром она назвала "Социальную хартию" Сообщества "социалистической хартией" и отчаянно сопротивлялась проектам регионального развития и другим мерам регулирования экономики на наднациональном уровне, квалифицируя их как попытки протащить изгнанный ею социал-реформизм через заднюю дверь.