Выбрать главу

Однако ситуация мгновенно изменилась после того, как 13 ноября Дж. Хау произнес в Палате общин речь, в которой разъяснял мотивы своей отставки. Вот как описывал происходившее обычно сдержанный еженедельник "Экономист": "Вестминстер не был свидетелем столь драматических событий со времени Суэца. Сэр Джеффри Хау... отбросил свойственные ему манеры и язык и поднял бунт против миссис Маргарет Тэтчер... Вежливо улыбаясь и глядя ей прямо в лицо, он вонзил нож в своего прошлого лидера. Вначале она почти не чувствовала входившего в нее лезвия, улыбаясь его издевкам. Но по мере того как он продолжал, ее лицо превращалось в жалкую маску"[337]. Обвинив Тэтчер в запугивании собственного народа, в изображении европейского континента как пространства, наполненного злонамеренными людьми, стремящимися якобы "задушить демократию", "разрушить национальную идентичность", Хау заявил, что всем этим она подрывает усилия ее же собственных министров, нацеленные на позитивное участие страны в европейских делах. "Это все равно, - заявил он, - что посылать ваших ведущих игроков в крикет на линию только затем, чтобы в момент, когда им нужно сделать первый удар, они обнаружили, что их биты еще накануне игры сломаны самим капитаном команды". Назвав эту ситуацию "трагедией", он заключил: "Пришло время, чтобы кто-то другой подумал над тем, какой ответ дать на этот трагический конфликт лояльности, с которым я сам, возможно, пытался ужиться слишком долго"[338].

"Убийственная речь"[339] Хау вызвала настоящий фурор и в парламенте, и за его пределами, и не только потому, что в ней в нарочито дерзкой и даже неуважительной форме бросались тягчайшие обвинения в адрес премьера и лидера партии. Главной причиной почти беспрецедентного резонанса, который за ней последовал, было то, что она была произнесена на волне резко нараставшей критики Тэтчер и тэтчеризма, в момент, когда партия была подведена всем предшествовавшим развитием событий к необходимости перемен и в ее политике, и в ее руководстве. За видимым затишьем после отставки Хау в партии и особенно ее верхах продолжался процесс размежевания сил и консолидации противников Тэтчер. Как сообщала пресса, уже к моменту выступления Хау в парламенте сторонники Хезелтайна уведомили его, что им удалось заручиться поддержкой более 100 парламентариев[340].

Примечательно, что еще за десять дней до речи Хау в парламенте вполне солидная консервативная газета "Санди таймс" назвала Тэтчер "ослабленным" премьер-министром[341], выражая одновременно надежду, что в этих условиях ее ведущим министрам Хёрду и Мейджору удастся более успешно преодолевать ее сопротивление назревшим шагам в европейской политике и смягчить стиль ее лидерства. Однако если такая возможность и была, то Тэтчер не воспользовалась или, возможно, не успела ею воспользоваться. Речь Хау, названная Хезелтайном "катализатором", равно как и давление со стороны противников Тэтчер, побудили его уже на следующий день отбросить колебания и заявить о выдвижении своей кандидатуры на пост лидера. Это было явным отступлением от его прежней позиции, но в сложившейся ситуации даже если б он и захотел воздержаться от борьбы, он вряд ли смог бы это сделать. Для его сторонников это было бы, как писал "Экономист", проявлением трусости[342], и, зная, как изменчива бывает политическая фортуна, он решил, что настал час действовать. Риск поражения, на который он шел, был явно предпочтительнее риска упустить шанс и подорвать доверие к себе как к претенденту в будущем.

В заявлении о выдвижении своей кандидатуры Хезелтайн заверил парламентариев-тори, что в случае победы он постарается преодолеть раскол партии по отношению к Европейскому сообществу, поддерживая прогресс в области интеграции и в то же время отстаивая право парламента на вето в отношении тех решений ЕС, которые будут вести к неприемлемой утрате суверенитета страны. Он также обещал осуществить "немедленный и функциональный пересмотр законодательства о подушном налоге", заменив его более приемлемой и справедливой системой местного налогообложения. Наконец, он пообещал восстановить "кабинетное правление", т.е. сделать вновь кабинет министров центром обсуждения и принятия важнейших политических решений[343].

вернуться

337

Economist. 1990. Nov. 17. P. 37.

вернуться

338

Times. 1990. Nov. 14.

вернуться

339

Observer. 1990. Nov. 25. P. 11.

вернуться

340

Economist. 1990. Nov. 17. P. 37.

вернуться

341

Sunday Times. 1990. Nov. 4. P. 14.

вернуться

342

Economist. 1990. Nov. 17. P. 37.

вернуться

343

Sunday Times. 1990. Nov. 18. P. 13.