Как видим, "свержение" Тэтчер произошло в лучших традициях британской политической культуры и, возможно, войдет в историю как своего рода образец не только бескровного, но и почти что безболезненного переворота. Правила тончайшей политической игры были соблюдены с обеих сторон, и действия Тэтчер (как и ее окружения) были поистине безупречными. Трезво оценив поступившие к ней с разных сторон сигналы и приняв за несколько часов оптимальное и для нее и для партии решение, она не только проявила государственную мудрость и "патриотизм", но и сделала это таким образом, что вызвала прилив симпатии и уважения к себе даже со стороны многих своих политических противников.
В своих воспоминаниях Тэтчер по существу не добавляет ничего нового к той фактической стороне дела, которая изложена выше. Интересна, однако, ее интерпретация происшедшего, которая, по сути дела, впервые публично дана в этой книге. Сводя суть конфликта едва ли не целиком к личным отношениям между нею и членами кабинета, она именно на них возлагает "вину" за случившееся.
Особое возмущение у нее вызвал тот факт, что, перед тем как идти на беседу с ней, члены кабинета заранее обсуждали между собой, "что им говорить в беседе с ней". "Как и все политики, находящиеся в замешательстве, - пишет она, - они определили общую линию поведения с тем, чтобы держаться ее и в большом и в малом. И после трех или четырех интервью я почувствовала, что тоже близка к тому, чтобы присоединиться к общему хору".
Приведя довольно подробно доводы, которыми министры аргументировали свои пожелания выйти из игры, Тэтчер никак их не комментирует. В то же время из всего контекста заключительной главы книги следует, что она не считала эти доводы достаточно весомыми и подала в отставку лишь потому, что убедилась в отсутствии необходимой поддержки. Чувства глубокой горечи и несправедливости, которые она при этом испытывала, не ослабли с течением времени, и последние страницы мемуаров буквально пронизаны ими. Вспоминая о своих ощущениях после встречи с министрами, она пишет: "Мое сердце сжимала боль. Я могла бы сопротивляться оппозиции оппонентов и потенциальных соперников и даже уважать их за это. Но что огорчило меня, так это было дезертирство тех, кого я постоянно считала друзьями и союзниками, и те уклончивые слова, которыми они пытались прикрыть свое предательство и представить его в виде заботы о моем будущем".
Финальный эпизод пребывания Тэтчер на авансцене политической жизни Великобритании оказался особенно ярким и даже торжественным, не в последнюю очередь благодаря постоянно враждовавшей с ней лейбористской оппозиции. Причем произошло это отнюдь не потому, что последняя вдруг изменила к ней свое отношение, а совсем по другой причине.
На следующей же день после объявления результатов первого тура тогдашний лидер лейбористов Н. Киннок, ссылаясь на возникшую политическую неопределенность, официально внес в Палату общин резолюцию о недоверии правительству. Чисто внешне она была направлена против премьера, однако, как расценили эту инициативу большинство наблюдателей, замысел был прямо противоположным, а именно, попытаться перед лицом атакующей оппозиции сплотить консерваторов вокруг своего лидера и обеспечить тем самым ее победу во втором туре. Такого рода исход явно устраивал лейбористов, пришедших к выводу (и не скрывавших его), что с Тэтчер во главе консерваторов они гораздо легче добьются победы нежели в случае, если партию возглавит кто-либо из ее коллег. Из этого замысла, однако, ничего не вышло, поскольку к моменту обсуждения резолюции Тэтчер уже сняла свою кандидатуру, и всем, кто был настроен на острую полемику, пришлось срочно перестраиваться. Премьер-министр выступила с блестящей прощальной речью, а когда один из левых лейбористов Д. Скиннер пытался съязвить, что теперь Тэтчер могла бы возглавить Центральный европейский банк, реакция была явно не в пользу автора этой издевки, которая вызвала неожиданный прилив чувств к уходящему премьеру. Как писал отнюдь не симпатизировавший Тэтчер журналист, "это было большое событие в Палате, в ходе которого обе стороны, казалось бы, объединились впервые в осознании того, чего им будет не хватать в посттэтчеристскую эру... плохо задуманная резолюция недоверия обернулась для Тэтчер величайшим парламентским триумфом"[361].
361
Ibid. 1990. Dec. 2. P. 9., 19. He менее впечатляющим было появление Тэтчер на трибуне . Палаты общин для ответа на вопросы. Как заявила она, подводя итог этому аспекту своей парламентской деятельности, в бытность свою премьер-министром она 698 раз отвечала на устные вопросы, общее число которых составило 7,5 тыс. (Financial Times. 1990. Nov. 28 P. 10).