Одновременно стало усиливаться правоконсервативное поветрие, охватившее в отличие от периода конца 60-х - начала 70-х годов куда более широкие слои членов партии и избирателей. Согласно данным опросов, проведенных в апреле 1974 г., только 15% британцев выражали "большое доверие" к профсоюзам и их руководству. Еще ниже оказался кредит доверия к национализированным отраслям промышленности - всего 11%[55]. Весьма низкий уровень доверия был зафиксирован и по отношению к ряду основных государственных институтов: 27% в отношении парламента, 24 - органов местного управления, 29% - государственного аппарата. Лишь полиция и в меньшей степени армия сохраняли достаточно высокую репутацию, соответственно 68 и 42%. Налицо было не только разочарование в организациях и институтах, олицетворявших влияние левых сил (профсоюзы, предприятия госсектора), но и в системе политической власти как таковой.
При этом ни Пауэлл и его сторонники, ни "Клуб понедельника" и им подобные группировки не могли в силу своего экстремизма и отсутствия солидной политической платформы заполнить образовавшегося вакуума. К тому же к этому времени Пауэлл окончательно рассорился с руководством партии и фактически порвал с ней, заявив, что будет голосовать за лейбористов, поскольку именно они составляли тогда главную оппозицию участию Британии в ЕЭС. В скором времени он сблизился с ольстерскими юнионистами и был избран в парламент от одного из округов Северной Ирландии.
Примечательно, что в самые первые недели и месяцы после поражения правительства на выборах Тэтчер не подавала сколько-нибудь ощутимых признаков несогласия с Хитом и отстаиваемой им политической позицией. Возможно, что она просто выжидала, но скорее всего в тот момент она еще не почувствовала, что почва для серьезного и, главное, способного принести успех афронта уже созрела. Рисковать же без реальных шансов на успех было не в ее правилах. Однако в партийном руководстве нашелся человек, готовый пойти даже и на такой риск, и, поскольку он сыграл поистине незаменимую роль в политической биографии Тэтчер и в становлении тэтчеризма, нам не обойтись без того, чтобы не посвятить ему и его деятельности в этот период хотя бы несколько страниц.
Человек этот - член кабинета министров, а затем теневого кабинета - Кит Джозеф. В апреле 1974 г., т.е. спустя всего два месяца после выборов, им было заявлено, что, будучи уже около 20 лет членом консервативной партии, он осознал, что все это время он не был настоящим консерватором и что только теперь почувствовал себя "обращенным в истинно консервативную веру"[56]. В серии последовавших вскоре публичных выступлений он начал все более решительно отмежевываться от официальной линии партийного руководства и излагать существо своей "новой веры". В действительности же это было не столько провозглашение каких-то новых, неизвестных дотоле принципов и установок, сколько возвращение на позиции, которые он занимал в конце 60-х годов. В самом деле, будучи теневым министром торговли и промышленности в канун выборов 1970 г., К. Джозеф зарекомендовал себя в качестве одного из наиболее стойких приверженцев "свободного предпринимательства" и был даже обвинен тогдашним министром технологии Бенном в том, что он исповедует "викторианскую философию"[57]. Энтузиазм, с которым Джозеф ратовал за освобождение бизнеса из-под опеки государства и свободу конкуренции, был столь велик, что он настораживал даже ориентированного тогда на "тихую революцию" Хита и его ближайших коллег. Неудивительно, что, когда после победы на выборах 1970 г. встал вопрос о формировании правительства и кабинета, Хит назначил на пост министра торговли и промышленности не Джозефа, как это, казалось бы, следовало ему сделать исходя из распределения обязанностей в теневом кабинете, а совсем другого, более близкого к своим собственным взглядам деятеля. Как писала в связи с этим "Таймс", "для коллег К. Джозефа нет никакого сюрприза в его назначении на пост министра социальных услуг, поскольку своими выступлениями в начале года по вопросам промышленной политики он "действовал на нервы" некоторым из членов теневого кабинета, фактически поддерживая аргументацию Инока Пауэлла в пользу полной свободы предпринимательства ("laisser-fair industrial economy")[58].
Но если по своей направленности и идеологической заданности выступления и речи Джозефа после провозглашения им своего "диссидентства" практически не отличались от тех, которые он произносил в канун выборов 1970 г., то по тону и содержанию они были уже совершенно иными. С одной стороны, в них явно ощущалась претензия на идеологическое лидерство в партии, а с другой - содержащиеся в них конкретные положения и оценки подкреплялись ссылками на видных представителей неолиберальных экономических теорий, и прежде всего Фридмена и Хайека.