Правда, нельзя сказать, что Тэтчер была здесь очень уж оригинальна. В ряде случаев премьер-министры и до нее принимали ответственнейшие решения в обход кабинета. Так, в частности, решение о производстве британской атомной бомбы было принято первым послевоенным премьером К. Эттли лишь при консультации с министрами - членами подкомитета по обороне. Кабинет же был впоследствии только поставлен об этом в известность, причем довольно оригинальным способом - путем ознакомления его членов с соответствующим протоколом. Как писал один из них - Р. Кроссмэн, "не было произнесено ни одного слова"[195]. Члены же парламента узнали об этом уже от сменившего Эттли У. Черчилля в 1951 г., т.е. после того, как была успешно испытана первая английская ядерная бомба. Аналогичным образом сменивший Черчилля А. Иден провел подготовку к англо-французскому вторжению в Порт-Саид, а затем принял решение об этом вторжении, положившем начало печально известной Суэцкой акции, лишь в узком кругу наиболее приближенных членов кабинета и советников. Без обсуждения в кабинете преемником Идена Г. Макмилланом был осуществлен в конце 50-х - начале 60-х годов кардинальный поворот во внешнеполитической ориентации страны в сторону сближения с Европой[196]. То же самое, наконец, можно сказать и о решении Э. Хита осуществить знаменитый поворот на 180°, реализованный им спустя два года после прихода к власти.
Так что ничего нового в установившуюся практику игнорирования кабинета при подготовке и принятии важнейших политических решений Тэтчер не внесла, и удивляет здесь скорее не столько сама эта практика, сколько то, что, оставаясь в меньшинстве в кабинете и еще не упрочив как следует своих позиций в системе власти, Тэтчер начала столь широко ее использовать. Естественно, что это сказывалось на ситуации внутри кабинета и правительства и обостряло и без того не слишком корректные ее отношения с рядом министров. Более того, создавалось впечатление, что Тэтчер вполне сознательно идет на это.
Впрочем, не оставалась в долгу и "противная" сторона. Чисто внешним проявлением подобного рода взаимной нетерпимости стало то откровенно неуважительное отношение, которое начали демонстрировать по отношению друг к другу обе главные группировки. Оппоненты Тэтчер в частных беседах, а иногда и более открыто нередко весьма нелестно отзывались о ней, отпускали язвительные шуточки, давали обидные прозвища. В то же время с подачи тэтчеристов и самой Тэтчер к ним самим прочно прилипла кличка "wets", или "мягкотелые" (буквально -"сырые")[197], от которой они так и не смогли "отмыться".
В свою очередь лиц, принадлежащих к тэтчеристской группировке, вскоре стали именовать по принципу от противного "жесткими" или, точнее, "сухими" ("dryies"). Так новая политическая реальность тут же сказалась на британском политическом лексиконе, традиционные штампы которого типа "левые", "правые", "центр" оказались в новой ситуации неспособными отразить усложнившуюся политическую палитру.
Дело, однако, не ограничивалось чисто словесными дуэлями. Ставки с обеих сторон были слишком высоки, и это неизбежно ставило вопрос в куда более серьезную плоскость: "кто кого".
Самый серьезный кризис, во многом предопределявший и все последующее развитие событий, произошел летом 1981 г., в момент, когда позиции Тэтчер оказались под особенно сильным огнем критики в стране (о чем подробнее ниже). Воспользовавшись этим, ее оппоненты добились того, чтобы экономическая политика обсуждалась кабинетом в полном его составе[198]. Как рассказывает она в своих мемуарах, в середине июня кабинет в течение двух часов обсуждал экономическую стратегию, основанную на материалах, представленных министерством финансов и обосновывавших правильность жесткого монетаристского курса. Однако некоторые министры пытались дать иную, преимущественно негативную оценку ситуации. Новое, решающее столкновение произошло на заседании 23 июля. Перед заседанием, признается она, "я сказала Денису (мужу), что мы зашли так далеко не для того, чтобы повернуть назад. Я не останусь премьер-министром, если не смогу отстоять принятую стратегию"[199]. "Произошедшее на заседании столкновение мнений, - пишет она далее, -явилось одним из самых острых не только по вопросу экономики, но и по любому другому вопросу, о котором я могу вспомнить за все время моего премьерства. Даже те, кто, как Дж. Нотт, выступал за здоровые финансы, атаковали предложения Хау как чрезмерно жесткие. Это было так, будто терпение внезапно лопнуло. Я тоже страшно обозлилась... И я просто бросилась на защиту канцлера казначейства со всей своей силой и решимостью... Я была убеждена, что стратегия должна сохраняться. Но когда я закрывала заседание, я знала, что слишком много членов кабинета не разделяют этой точки зрения. Больше того, после всего, что было сказано, мы уже не сможем действовать как одна команда"[200].
197
Впервые это прозвище появилось еще в 60-х годах, когда деятели правоконсервативного "Клуба понедельника", отстаивавшие правление "Белого меньшинства" в тогдашней Родезии, нацелили ее на тех представителей партии тори, которые, с их точки зрения, проявляли пораженческие настроения и выступали против признания основанного на расовых привилегиях режима.