— Вот так, — слышит Татьяна. — Вот так. И черт с вами! И с вашими брачными ночами! И…
Раздается ругательство. Рина судорожно прижимает к себе спину. Татьяна выбегает из комнатки и натыкается на Лялю.
— Там… — бормочет она. — Там, в гардеробе, Рина и… и Арик!
— Ну и что? — смеется Ляля. — Тебе-то что? Он тебя хотел, а она его. Вот и получила.
Татьяна видит. Она сидит на кровати в их с Леонидом комнате. Золотое платье лежит на стуле. Волосы, как сеткой, оплетены серебряной лентой. Татьяна поднимает руки и начинает выплетать ленту из волос. Входит Марья Семеновна. На ней длинная белая ночная рубашка с украинской вышивкой по вороту. Тяжелые косы лежат на груди почти параллельно полу.
— Ложись, деточка! — говорит Марья Семеновна.
— А Леня?
— Леня сейчас придет. Надо же кому-то проводить Шуру и Муру!
— А Миша?
— Он повез Лину с Аллой. Спи!
Татьяна забирается под одеяло, отворачивается к стене и закрывает глаза.
Татьяна помнит. Скрипят пружины. Леонид ложится рядом, прижимается к ее спине, кладет руку ей на живот. Татьяна поворачивается к нему. Ей горячо, сладко и щекотно.
— Страшно? — спрашивает Леонид.
— Нет, — шепчет Татьяна.
Что-то внизу и внутри ее дрожит, пульсирует, раскрывается навстречу ему и не закрывается больше никогда.
Татьяна видит. Раннее утро. Марья Семеновна входит к ним в комнату. На ней строгий синий костюм. Волосы забраны высоко наверх. Марья Семеновна подходит к их кровати и трясет Леонида за плечо.
— Что? — бормочет Леонид и шарит рукой под одеялом, ищет Татьяну.
Татьяна забивается в уголок.
— Вставай! — говорит Марья Семеновна, поднимает с пола серебряную ленту и сует ее в ящик комода. — Михалыч приехал.
Леонид вскакивает, натягивает брюки, рубашку, сует ноги в башмаки.
— Кто? Кто приехал? — пищит из-под одеяла Татьяна.
— Михалыч. По-русски — приемщик стеклотары. Бутылки надо сдать, а то матушка знаешь какой нагоняй устроит!
— Не знаю.
— Ну, узнаешь еще. Не все сразу!
И он хлопает дверью.
— Держите! — Ляля шлепает на стол пачку бумажек. — Билеты на теплоход. До Углича и обратно. На три дня. Конечно, не медовый месяц, но все-таки свадебное путешествие какое-никакое. И заметьте, полный полупансион!
— Лялька, ты… ты… ты Новый год! А что такое полный полупансион? Я думала — или полный, или полу.
— Это значит — вот вам еще двадцать пять рублей на мороженое и прочие глупости. Сильно не напивайтесь, знайте меру!
— Не-ет, Ляль, не надо! — Татьяна прячет руки за спину и делает шаг назад.
— Надо, надо! Свадебный подарок. Мы с Мишкой на завтраках экономили.
— На каких завтраках?
— На школьных, каких же еще! Особо не обольщайтесь — каюта третьего класса.
Каюта третьего класса — две полки, одна над другой, в длинном ряду таких же полок. Справа — полотняная занавеска. Слева — полотняная занавеска. За занавесками — такие же татьяны и леониды.
— А как же мы… — шепчет Татьяна.
— Потерпим три дня? — шепчет в ответ Леонид.
— А туалет где?
— Туалет на верхней палубе.
— Шутишь?
— Ну вот еще! А что, тебе так сильно надо в туалет? Потерпишь три дня!
— А окна?
— Не окна, а иллюминаторы. В трюмах не бывает.
— Ага, значит, мы в трюме. А где разбойничий груз?
— Вот он, мой разбойничий груз!
Он хватает ее и валит на койку. Она хохочет, отбивается.
— Сумасшедший! Здесь же люди!
— Так тебе люди дороже?
— Мне репутация дороже! Я, между прочим, замужняя женщина!
— А я, между прочим, женатый мужчина!
— Вот и веди себя поскромнее.
— Женатые мужчины в командировках и отпусках скромно себя не ведут.
— А как же «потерпим три дня»?
— Н-да, срезала.
И все смешно. И то, что на палубу надо подниматься по узкой деревянной лесенке, и то, что лесенка называется трап, а комнатка, где стоит пианино «Красный Октябрь», — кают-компания — «Какая такая компания? Вдруг ты у меня свяжешься с плохой компанией?», — и ноги вытирать о швабру с веревками — смешно, и камбуз — «Давай кто больше на — уз! Картуз, арбуз…» — «Вантуз!» — «Туз!» — «Ну, тебе, как заядлой картежнице, это ближе!», — и на экскурсии в Угличе, когда строгая очкастая экскурсоводша, похожая на Надежду Константиновну Крупскую, рассказывает, как колокол сослали в Сибирь, тоже смешно — «В Сибирь-то зачем! Он что, декабрист? А жена у него была?» — «У кого, у колокола?» — «Ну да, декабристка!» — «Молодые люди! Вот вы, сзади! Да-да, я к вам обращаюсь! Если вас не занимает экскурсия, вы вполне можете выйти!» — «Нас как раз очень даже занимает!» И платки — расписные платки в художественном салончике на угличской главной площади. Так, по счету. Ляле, матери, Марье Семеновне, Рине, Шуре, Муре…