05.05.92
Только мы развернули свою партизанщину, как нас стали поодиночке выдёргивать к директору. Первым, как это ни странно, пригласили меня.
Встреча была назначена не в директорском кабинете, а в отдельном зальчике институтской столовой, который обычно использовался для приёма высоких гостей. Секретарша усадила меня за накрытый фуршетный стол и попросила немного подождать. Вскоре пришёл сам директор, но не один, а в сопровождении незнакомца. Незнакомец тот присел на отдалении и за весь разговор не проронил ни слова, лишь скалился невпопад белозубой улыбкой.
Бывший комсорг начал издалека. Он долго и пространно вещал про падение железного занавеса, про открытый мир и сказочные перспективы, появляющиеся в этом открытом для всех мире. Потом наигранно стал хвалить меня и преувеличивать мой вклад в развитие направления. Наконец, директор посерьёзнел и торжественно, как на вручении почетных грамот, сообщил, что мне предлагается работа за океаном. Тема та же, а вот деньги и статус уже совсем другие. Ещё для начала мне предоставят вид на жительство, но в перспективе не исключено оформление гражданства.
Я достал ручку из кармана и написал на салфетке заявление по собственному, надорвав стержнем тонкую бумагу в нескольких местах. Конечно, жест получился дешёвым и отчасти театральным, но больно уж противен мне был этот деляга от науки. Разгорячённый, я вышел на улицу и бесцельно побрёл по главной институтской дороге. Когда я вернулся в лабораторию, на персональную аудиенцию с директором уже сходили Сеня, Хрумин и Оля, и все трое ответили начальству отказом. Валентин же как раз был на приёме. Он пришёл спустя четверть часа и, глядя на нас, отрицательно помотал головой.
06.05.92
Заявление мне пришлось-таки переписать на нормальной бумаге. С кадрами договорился на недельную отработку. Оля тоже написала по собственному. Она полагает, что своим знанием немецкого языка сможет зарабатывать на репетиторстве. Я же решил, что подамся в ремонтную контору, буду пока чинить телевизоры и радиоприёмники.
Трое наших коллег раньше срока увольняться не стали. Валентин объяснил это необходимостью довести начатое дело до конца. И действительно, журналы опытов были обработаны от силы на четверть, а работы там ещё оставалось на месяц.
13.05.92
Расставание с лабораторными стенами прошло довольно буднично, но Оля, конечно же, не смогла сдержать слёз. Даже у Хрумина, чего я никак не ожидал, глаза были на мокром месте.
На прощание мы обнялись и всей пятёркой условились, что в последнюю субботу каждого месяца будем собираться у меня.
17.05.92
Второй день торчу в гараже. Машина нуждается в профилактике. Делаю по мере сил и возможностей.
А что если устройство подключить к бортовой электросети автомобиля и запускать с ключа, так же как двигатель?
19.05.92
Вечером звонил Валентин и просил с ним встретиться. До условленной субботы ждать он не может и хочет повидаться со мной с глазу на глаз. Хоть говорил коллега ровно и по-деловому, но в его просьбе о безотлагательной встрече нет-нет да проступали извиняющиеся нотки. Договорились с ним на завтра в сквере, в обеденный час.
После звонка Валентина меня (как написали бы в романе прошлого века) охватило дурное предчувствие. На ночь глядя я собрался и пошёл в гараж. Там я от руки перенёс основную схему и рабочие параметры устройства в тетрадь, а потом сжёг вывезенную из НИИ документацию в старой железной бочке. За этим занятием меня застала Оля, что пустилась на поиски, так как я не отвечал по домашнему телефону. Увидев догорающие листы с таблицами и чертежами, она приняла это за проявление депрессии, якобы начавшейся у меня после увольнения. Пришлось ей рассказать про свои опасения.
20.05.92
К скверу я поехал на «копейке». Перед выездом, повинуясь какому-то десятому чувству, я переложил устройство в багажник автомобиля, где закрыл его всё тем же пледом и ветошью.
Наш разговор на лавочке начал Валентин. Он говорил с некоторым вызовом и от лица всей тройки. Оказывается, они передумали и приняли вчера предложение руководства на загранку.
Я промолчал. Не увидев моей реакции, Валентин стушевался и стал сбивчиво объяснять мотивы этого обычного житейского предательства. Он оправдывался тем, что болезнь у отца прогрессирует, а импортное лекарство стоит как годовая зарплата. Так же он призывал меня подумать о будущем Сени и Хрумина – молодых и толковых ребят, которые разом лишились бы всех перспектив.
Я по-прежнему молчал. Валентин расценил это уже как слабость и решил надавить, добавив в голос металла. Теперь он уже не объяснялся, а требовал. Бывший коллега заявил свои права на устройство и документацию к нему. На добровольную передачу мне отпускалось два дня. В противном случае, последует заявление в милицию или куда повыше.