Три дня сижу дома. Немного отдохнула. Очевидно, скоро будут интересные перемены. Любопытно. К сожалению, за это время было мало новостей и не о чем больше писать.
Промчался еще один месяц. Еще одним месяцем ближе к лету, к спасению или к смерти. В этом году зимы будто не было. Дождь, ветер, сыро или же по-весеннему сухо. Фронт приближается. Русские продвигаются в глубь Польши: на днях они пересекли границу с Эстонией. Я опять сижу дома, болит нога. У нас (в организации) Вулик перенял власть в свои руки. Надо надеяться, что будет лучше. Аш вернулся из лагеря, и его приняли (опять в организацию). Свирепствует эпидемия гриппа. В лагерях жить тяжело, люди болеют, вещей у них нет. Сейчас проводится обязательная акция по сбору вещей. Кто только может, тот возвращается из лагеря обратно в гетто.
Не пишется. Нет ничего достойного внимания; ни на работе, ни в духовной жизни. Силы иссякли. Уже проходит второй месяц, а я не написала ничего нового. Этот год неурожайный. Нет желания, нет терпения. И сейчас даже эти несколько строк написать я должна себя заставить. Так стало трудно.
Ничего особенного. Хожу, работаю, сплю, ем и немного читаю. Так сегодня и вчера, завтра и послезавтра. То же самое неделю тому назад, одно и то же через неделю. Абсолютно ничего. Вулик вечно болеет, поэтому мы сидим сложа руки. Дома у нас положение очень напряженное. Неделю тому назад произошел гранд-скандал, и более того — бокс от которого я и по сей день хожу с желтым знаком под глазом. Отец с братом не разговаривает. Виктор еды не получает. Вот и все краткие последствия гранд-скандала.
Погода замечательная. Зима уже прошла. С каждым днем солнце греет дольше и теплее. Чем ближе лето, тем ближе другая зима, а конца все еще не видать. С питанием сейчас у нас неплохо. Как-то привыкли. Жиры есть, но обед состоит из одного блюда. На днях меня обрадовала весть о том, что одна подруга выбралась из трясины на поверхность, Хавка — «шомер ха-цаир хе-халуц»[56].
Сегодня я дома. Всю неделю работала. Вчера был мой день рождения.
Исполнилось 15 лет. Жду «клетку»[57] она не приходит. Отец комбинирует. Я выжидаю — терпение. «Терпение и труд — все перетрут». В гетто разные перемены. Капо все больше вмешиваются во внутреннюю жизнь, и своя инициатива пропадает. Это хуже. Фронт приближается. Каунас уже стал первой зоной. Мало пишу. Читаю Ницше. Ленюсь что-нибудь еще писать. До свидания!
Пурим. Что касается «клетки», то дело плохо. Она хочет, чтобы я пришла. А я трушу, уж очень трусливой создал меня Бог. Ничего не поделаешь. 6-го была «месиба» — день Трумпельдора[58]. Удалось неплохо. Я роли не имела. Вообще стала пассивной. Хочу скорее «Вайврах»[59]. Но не так скоро все делается. И я не могу сама себе помочь. Погода чудная. Солнышко греет все теплее и теплее. От снега совсем следа не осталось. Радость охватывает душу. Это уже весна, весна. Еще одна зима прошла, еще одной зимой меньше. Быть может, это последняя зима? Чего? Гетто или жизни? О, Солнце, великая звезда, Ты молчишь! В чем заключалось бы Твое счастье, если бы не было кому светить? Так говорил Заратустра[60]. Так говорю и я. Чем была бы фабрика без рабочих, чем был бы идеал без идеалистов? Ах, хватит уже болтать глупости, чем дальше, тем я больше глупостей пишу. Работой в организации я недовольна, не то себе представляла, больно обманулась. Все игра, противная, обманчивая игра все цели в итоге кончаются любовью, свадьбами, детьми. Такова суть жизни. И никакими силами не искоренить этого. Да. Такова жизнь. Горькие слова правды говорил Заратустра.
Акция. 1 500 малых детей и старых людей вывезены на форты. Сорок еврейских полицейских кончили свою жизнь на IХ форте. Других продержали несколько дней, и за сообщенные сведения освободили. Многие убежища обнаружены. Погибло молодое поколение — дети до 12 лет, погибли старики, погибнем и мы. Но матери, матери, матери! Кошки царапаются, кусаются, но котят не отдают. Курица своим телом прикрывает цыплят и защищает их. А еврейская мать должна отдать своего ребенка и видеть, как его бросают, словно щенка, в грузовик. Но были и героические матери, которые собственными руками душили своих детей, которые настаивали, чтобы сперва убили их, и только потом забрали детей. Вечная слава этим матерям! А дети? Молодые родители отдали все, что было для них самым дорогим. Муж нес на руках до грузовика стариков родителей-инвалидов, жена несла малюток. Жутко! А солнце какое было! И оно улыбалось. Дождалась Ты, дождалась за долгие века красивых зрелищ, даже смех берет ха, ха, ха. И Ты, солнце, смеешься над человечеством…
57
«Клетка» — имеется в виду Петронеле Ластене (клетка по-литовски «ластяле» — учительница истории, литовка, прятала у себя еврейских детей. Тамара нашла у нее свое первое убежище.