Толпа расступалась перед стачечниками и тотчас же смыкалась, закрывая дорогу полицейским. Когда двое красных поравнялись со мной, я схватил кадку с лапшой, стоявшую на тележке, и швырнул под ноги бегущим. Тот, у кого был мегафон, по-видимому вожак, успел отскочить в сторону, а парень с транспарантом перепрыгнул через кадку. Она угодила под ноги студенту в фуражке с квадратным верхом. Он взвизгнул, как женщина, и бросился на меня, я отпихнул его, он покачнулся и тут же схватил меня за рукав, но, получив удар коленом в живот, согнулся и зашипел от боли.
— Изменник! — крикнул я студенту и ударил его в нос.
Он упал. Сзади меня кто-то заорал:
— Бей пса!
— Бей! — подхватил другой.
Толпа явно сочувствовала мне, а не студенту. Но в этот момент у самого моего уха раздался свисток. Не успел я обернуться, как получил удар дубинкой по голове, и в то же мгновение меня схватили за руки.
— Я не красный! — крикнул я, уцепившись за аксельбант оказавшегося передо мной эм пи, но он схватил меня за галстук и потащил к джипу.
Студент что-то шепнул на ухо другому эм пи. Меня втащили в машину и, стукнув еще раз дубинкой по голове, заставили сесть на пол. Я дал надеть на себя наручники. Машина тронулась. Спустя некоторое время я увидел, что мы спускаемся вниз к Тамеикэ и направляемся в сторону Хибия. Вскоре передо мной появилось семиэтажное здание Общества взаимного страхования жизни — штаб американского главнокомандующего.
Меня провели в подвальное помещение и впихнули в комнатку, где вдоль стен стояли мешки с палками для гольфа, а в углу были свалены в кучу бейсбольные принадлежности: маски, нагрудники, кожаные рукавицы и биты. Я потребовал, чтобы немедленно доложили начальству о том, что я арестован по недоразумению, надо было схватить красного, а не меня. Сержант ответил, что, когда понадобится, я буду вызван. Я попросил снять с меня наручники. Он ответил, что, когда понадобится, их снимут. Обыскав меня, он нашел мешочек с амулетом и медицинское свидетельство, скрепленное печаткой начальника эвакопункта на Иводзима. Мне оставалось теперь только одно — отстаивать до конца версию, связанную с этим свидетельством. Если выяснят, кто я, мне конец.
Я просидел в подвале до вечера. Наконец за мной пришли конвоиры. Мы поднялись на лифте на седьмой этаж. Меня ввели в комнату, где сидела девица в военной форме. Она сказала по-японски с американским акцентом:
— Проходите.
С меня сняли наручники. Я вошел в большой кабинет, освещаемый только настольной лампой. В ответ на мой поклон сидевший за столом американский офицер, подполковник, показал рукой, чтобы я сел на стул посередине комнаты, и повернул лампу так, чтобы она светила мне прямо в лицо. Разглядев меня как следует, американец издал тихий протяжный свист и, повернув лампу к себе, возобновил прерванное занятие: он чистил трубку длинной мохнатой палочкой, обмакивая ее в флакончик. Теперь и я разглядел его как следует. Прищуренные глаза, морщинистый лоб, маленькие пухлые губы, сложенные бантиком, сомневаться не приходилось. Внутри у меня все похолодело. Я быстро зашептал про себя молитвословие: «Намуамидабуцу, намуамидабуцу, намуамидабуцу…»
Это была не галлюцинация: передо мной сидел он.
7
Харшбергер сказал по-японски:
— Я провел расследование по делу о зверском убийстве пленных американских летчиков на полуострове Миура в конце мая тысяча девятьсот сорок пятого года и точно установил фамилии всех японских офицеров, имевших отношение к этому делу. Ваша настоящая фамилия мне известна.
Затем он начал рассказывать о своем участии в подготовке материалов для ряда судебных процессов, состоявшихся на островах Гуам и Кваджелейн. Эти процессы показали, что японские офицеры систематически умерщвляли пленных американцев и совершали даже каннибальские действия согласно старинному японскому воинскому обычаю. По приговору американского военного суда за каннибализм казнено несколько десятков видных японских офицеров во главе с генерал-лейтенантом Татибана и вице-адмиралом Мори. И что самое интересное, из показаний обвиняемых выяснилось, что один подполковник, ставший позднее офицером для особо важных поручений при главной квартире, принимал в бытность на островах Макин и Эниветок деятельное участие в этих древнеяпонских банкетах. Этот мерзавец подлежит военному суду, как военный преступник категории «Си», разряда «Тигры». Категория «Си» — это те, кто совершал чудовищные бесчеловечные деяния, а в разряд «Тигры» включены все, кто совершал людоедские обряды. Этот подполковник-тигр будет наверняка повешен. Амулет ему не поможет.