Я возвращаю Вам письма дабы у Вас была полная уверенность в том, что они — не у меня. Я оставил только одно — последнее, переданное Вами в день отъезда. Оно мне дорого, как завершение какого-то пути, как последнее слово удаляющегося голоса. Впрочем, если Вам не по себе от этого листочка в моих руках — верну его тотчас.
Я шлю Вам (заказным)
1) 2 конверта с документами
2) тетрадь 21 г.
3) Стихи 17 г.
4) «–––» 18 г.
5) Две записных книжки
6) Книги Ахматовой
7) Юношеские стихи
Лиловую книжечку, куда Вы записывали мне стихи, я оставил. Не в виде документа или памятки, а просто как кусок жизни переплетенный в кожу. (Я, 1932: какой в этой фразе (и образе) — жир!) Если это не по праву (не «законно») — напишите, пришлю.
<Вдоль верхнего, левого и нижнего полей:> Противная ассоциация с порнографическим <пропуск одного слова> переплетенным в женскую кожу (с груди). И еще: этот «кусок жизни» — просто сердце: живое мясо души. Не сомневаюсь, что наряду с остальным, моему корреспонденту сильно нравилась сама видимость книжки: темно-синий сафьян, в каковом, кстати, для себя никогда не пишу. Так, в последний раз оправдалась моя о нем «ощупь», так в первый раз его ощупь — на мне — удовлетворилась.
Корректуру «Ремесла» (в сверстанном виде) высылаю той же почтой. Ради Бога — не задерживайте и верните Durch Eilboten [105] и заказным. Книга появится в конце ноября и будет хорошо отпечатана, не беспокойтесь.
Если напишете — отвечу без промедления. Я проснулся. У меня отшибло память на личную жизнь. Помню человеческое и общее. И Вас помню на балконе, лицом вверх и глазами в ночное черное небо, равно безжалостное для всех.
Белый шлет Вам привет и просит стихи в «Эпопею». Сообщите, какие печатать. Как Ваша литературная работа? Гейне переводите? Из записных книжек не хотите чего-нибудь смастерить?
Я посылаю Вам на этой неделе 20.000 германских марок. Вы живете в стране со зверской валютой, и, представляю себе, как это мало. А Гика?
Есть у Вас новые стихи? Пришлите, пожалуйста, по старой памяти.
Желаю Вам добра
Ваш
Берлин, 29.10.22.
(для ясности 29-го октября 1922 г.)
Все люди берегли мои стихи, никто — мою душу. (1932 г.)
ЧЕХИЯ
ЗАПИСИ ИЗ ПЕРВОЙ ЧЕШСКОЙ ЧЕРНОВОЙ
(зеленая с черным: зебра)
Слева, в виде эпиграфа:
«От сего, что поэт есть творитель, не наследует, что он лживец: ложь есть слово против разума и совести, но поэтическое вымышление бывает по разуму так, как вещь МОГЛА и ДОЛЖЕНСТВОВАЛА быть».
Тредьяковский[106]
— Начинаю эту тетрадь в Чехии, в горах у лесника — без адреса — (6-го нового августа 1922 г.
Первый стих: Сивилла
(Сивилла: выжжена, сивилла: ствол)
Невошедшие строки (варианты)
…Битв… ибо веком сглазив
Вечным — навек взошел
В тело (столбняк и кладезь) —
Фебовой флейты ствол.
<Справа от четверостишия, поперек страницы:> NB! сглазив — как наказав: наказав вечным веком, бессмертием.
Битв… ибо зраком сглазив
Вещим —
Голос и кость
(Сивилла)
Проточные жилы (рек)
Разрозненные голоса
Арфы Давидовой
— — по дорогам
Яблони сторожевые
Ибо на тебе, шиповник.
Капли сердца моего
Так,
Кануть безвестно!
Элизиум! Братство лесов!
Рай мой древесный!
Заживо ризы раздарив
[…]
Посмертное струенье ив
Принять при жизни.
Так, в судорогу ваших дел —
Всей благостью потусторонней
Золото моих волос
Тихо переходит в седость
Не жалейте: всё сбылось
Всё в груди — спелось.
Спелось — как вся даль слилась
В стонущей трубе окрайны.
Господи! Душа сбылась, —
Умысел твой самый тайный.
Не твердите мне, что — рус
Волос мой
Ранней седостью горжусь:
[…]
Несгорающую соль
Дум моих — ужели пепел
Фениксов отдам за смоль
Временных великолепий.
Да и ты посеребрел,
Спутник мой! К громáм и дымам
К молодым сединам дел —
Дум моих причти седины.
Горделивый златоцвет,
Роскошью своей не чванствуй!
Молодым сединам бед
Лавр пристал — и дуб гражданский.
(Не окончено и в Ремесло не вошло — а могло бы.
Около 20-го сентября 1922 г.
Горние Мокропсы, близь Праги.)
Но до Господа дойдут
Рёвы | труб.
Зовы |
зов
Утробы завóдской
Сброд и картузов
Сиротство, сиротство!
На вытяжку — корпуса
Рабочий поникший
С ребенком, что родился
Сегодня | — для них же
Намедни |
<Справа от наброска, поперек страницы:> Отголоски пражской Свободарни [107].
Все жалобы к Богу несет труба.
…Где начало правды, где схлынул жир
Дорогих квартир
Где и столько дыр —
В смерть — и выход в мир.
Бедному на том свете дадут шубу, богатому — душу.
На корысти — коросте —
Так блаженно и просто: другая жизнь.
Где из свалочной ямы
Первым сядешь за стол.
Юных ангелов седость,
Седость ранних монархов
Оттого что так рано мой волос сед —
Обещаю и знаю, что смерти нет.
Где кажется дадут: поэтам — хлеб,
Богатым — душу.
Как казачьи набеги
Лихорадки крапивной
(Любовь)
И улыбаясь молодости бурной
Я голову свою несу как урну.
Опомнись же! Вторая четверть века!
Что делаешь?
— Да уж который год
Бесчувствую и провожаю реку
Души своей и радуюсь: растет.
На требованья жилистого века
И женскую : тридцатый год!