Это было хорошо. Только тогда начнется состязание. Только тогда начнется настоящая игра.
– ...L.
Состязание между L и Б. Головоломка L и Б.
– Если L гений, Б гениальнее. Если L чудик, Б еще чуднее. Пришло время готовиться. Есть дела, которые нужно сделать до того, как Б превзойдет L. Хех хех хех хех хех.
Эта мысль была единственной, заставившей его засмеяться без раздумий. И те, кто в курсе, узнают в этом смех синигами.
Всё ещё усмехаясь самому себе, он взглянул в зеркало, расчесал волосы и начал накладывать макияж.
Отражение его самого в зеркале. Его самого. Как всегда, он не мог видеть время своей смерти. Так же, как не мог видеть время гибели всего мира.
Итак, 19 августа.
Мисора Наоми была в западной части города, в доме, где жила третья жертва, Бэкъярд Боттомслеш. Она разделяла жилье со своим хорошим другом, но была убита, когда он уехал за город по делам. Как и мать второй жертвы, он переехал к родителям.
Спальня Бэкъярд Боттомслеш находилась на втором этаже. Дверная задвижка была прямо под круглой ручкой. Две дыры на стенах говорили о бывшем местонахождении соломенных кукол. Одна на дальней стене, прямо напротив двери, и вторая на левой стене. На полу располагались набивные игрушки, что очень необычно для 28-летней женщины, а вся комната была декорирована украшениями. Кучки игрушек были у каждой стены. В порядке: два, пять, девять и двенадцать. Всего двадцать восемь. Хотя комната была убрана, в ней витал слабый запах крови, разрушающий эффект от украшений.
– Где Рюзаки?
Она взглянула на наручные часы на левой руке и увидела, что уже была половина третьего дня. Они договорились встретиться в два.
Мисора была здесь с раннего утра, заранее проверяя место. Она обыскала весь дом, не только эту комнату, но пять часов спустя она уже не знала, чем заняться, и порядком заскучала. И она не нашла ничего интересного, из-за этого была расстроена. Она кусала губы, раздраженная, что ничего не может вычислить без помощи Рюзаки.
В её сумке зазвонил телефон. Она быстро ответила, думая, что звонил L, но то был её парень и коллега, Рэй Пенбер.
– Привет? Рэй?
– Да, дай я все быстро скажу, Мисора, – сказал Рэй вполголоса. В это время дня, должно быть, вокруг него были другие люди. – Я проверил то, о чем ты просила.
– О, спасибо.
Она спрашивала его 16-го, а сейчас было уже 19-е, он был очень занятой агент ФБР, поэтому это была довольно быстрая работа. Когда она подумала, сколько он для нее сделал, ей захотелось благодарить его при каждом разговоре.
– И?
– По существу? Нет такого частного детектива Рю Рюзаки.
– Значит, у него нет лицензии?
Не частный детектив. Он сказал так самому себе.
– Нет. Записей о ком-то по имени Рю Рюзаки нет вообще. Не только в Америке, но и во всем мире. Имя Рюзаки распространено в твоей родной стране, но никто там не назван Рю.
– О. Он говорит по-японски как уроженец, и я думала, он мог быть оттуда. Так значит, это выдуманное имя?
– По-видимому. – Рэй помолчал, затем выпалил, – Наоми! Чем ты занимаешься?
– Ты обещал не спрашивать.
– Да знаю я. Но твоё отстранение от работы заканчивается на следующей неделе, и я думал о будущем... ты будешь возвращаться в ФБР?
– Я еще об этом не думала.
– Знаю, я всегда говорю это, но...
– Не надо. Я знаю, что ты хочешь сказать, так что не говори.
– …
– У меня нет времени. Перезвоню позже.
Мисора повесила трубку, не дав ему ответить. Она вертела телефон в руках, чувствуя себя немного виноватой. Не то, чтобы она не думала о возвращении, она просто не хотела о нем думать.
– Уже на следующей неделе? Эх! Но в первую очередь надо сосредоточиться на деле.
Это может быть бегством, но поскольку Рюзаки все еще не здесь (Она подозревала о том, что имя не настоящее, с самого начала, так что не особенно тревожилась, хотя ей было интересно, отчего он выбрал именно это имя. Но настоящей задачей было то, почему родители жертв наняли частного детектива, который не существует), Мисора сказала себе забыть об этом и подумать еще раз о фактах, которые они раскрыли.
Во-первых, послание убийцы, оставленное на втором месте преступления. Мисора Наоми вычислила его спустя час после того, как они нашли недостающее звено — то, что жертвы были связаны инициалами. Послание – это очки жертвы, Квотер Квин. Хотя Мисора и не полазала на четвереньках, как Рюзаки, она проверила комнату под всеми мыслимыми углами, пока ее глаза не заболели от безрезультатных осмотров. Затем она подумала, вдруг что-то было на теле жертвы, как порезы на теле Белива Брайдсмэйда, и вновь обратилась к снимкам, но там не было ничего, кроме маленькой девочки с выдавленными глазами, лежащей лицом вниз.
Когда Мисора исчерпала все мысли, Рюзаки сказал: «Может, повреждения глаз – это послание». Звучало разумно. Фактически это казалось единственным возможным вариантом. Что значило... её глаза?
Мисора вернулась к шкафу и снова вытащила оттуда альбом с фотографиями. Она посмотрела их вновь, проверяя каждое фото маленькой девочки. И поняла, что ни на одной фотографии она не была в очках.
Единственным снимком, где она была в очках, был снимок её трупа. Не потому, что с глазами у нее все было в порядке – в материалах дела сказано, что она была близорука, но она почти всегда носила контактные линзы.
После ее смерти, убийца снял с нее линзы и одел очки. Линзы были одноразовые, поэтому расследующие дело не заметили, что их не было. Мисора связалась с матерью девочки, и та подтвердила, не только то, что Квотер Квин почти никогда не носила очки, даже дома, но и то, что очки, надетые на неё на месте убийства, ей не принадлежали.
– Удивительно сложно заметить, кто даже подумает спросить, принадлежали ли очки, надетые на жертву, этой жертве? Точно слепое пятно. Наверное, это то, что значили выдавленные глаза? – сказал Рюзаки. – А очки на ней выглядят так естественно, из-за этого полиции было бы еще сложнее заметить. Она никогда не осознавала, что ей предназначено было носить их.
– Гм, Рюзаки, это становится немного забавно.
– Я шутил.
– Это и значит забавно.
– Тогда я был серьёзен.
– Всё еще забавно.
– Тогда я был жутко серьезен. Смотрите! Вам не кажется, она выглядит лучше?
– Ну, наверное.
Забавно.
Мать впервые увидела тело дочери в морге, когда очки уже были сняты. Все это, скорее всего, было по плану убийцы - что еще они могли думать в то время?
– Третье убийство произошло в западном Лос-Анжелесе, рядом со станцией Гласс – очки. Очень буквально. Но это не дает нам адрес, только район.
– Нет, если уж вы сводите к этому, то можете свести и ко всему. Все, что нужно сделать, это поискать в том районе кого-то с инициалами Б.Б. и определить его адрес. Другими словами, убийца предполагал, что ко времени совершения второго убийства мы найдем недостающее звено.
– А? Но...мы смогли понять, что Q это В, только после совершения третьего убийства. Как кто-нибудь мог догадаться об этом на время второго убийства?
– А и не надо было. После третьего убийства тоже нельзя сказать, главная ли В, а Q запасная, или наоборот.
Четвертой жертвой может оказаться ребенок с инициалами К.К., и наше предположение лишается смысла. Может, он в основном убивает детей и охотится за К.. На данный момент мы не знаем, почему его цель Б.Б. или К.К.. Но это не важно. Все, что вы должны сделать, это найти человека и с такими, и с такими инициалами.
– Ох...ох, верно...
Но 16 августа говорить об этом было поздно, третье убийство уже было совершено. Просто чтобы убедиться, Мисора проверила, и в районе пятиста метров от станции Гласс не было никого с инициалами К.К., и только один человек с инициалами Б.Б. - третья жертва, Бекъярд Боттомслеш.
Очки как послание было просто сравнить с посланием на полке на месте второго убийства, но они вычислили его только потому, что название станции Гласс вертелось у них в голове – иначе кто мог бы подумать, что очки на трупе и есть послание? Эта простота делала разгадку еще сложнее, чем в первом убийстве. Теперь Мисоре надо было предотвратить четвертое убийство, но сможет ли она найти послание, оставленное на месте третьего убийства? Она больше чем просто волновалась.