… С Богом — по морозцу!
Жи — изнь? — Ваша!
Смерть — моя!
В красный рай самоубийц
Мур, упавший в колодец
— У меня живот подскользнулся, как нога на теннисе, и я свалился.
Ляжу. Бежу.
Так и не подал руку девочке — Димитриевой. Ненависть к ней, несмотря на ее смелость, мальчишество, мужское имя Кирченок и 10 лет. (Ему — 5 л.) И когда ставят всё это на вид:
— А она — все-таки девочка!
(Галилей)
Разговор с шоссейным рабочим (русским)
— Кто такое твой товарищ: монархист или охотник?
Мур: — Ни то, ни другое: рабочий. Сначала человек, потом рабочий. Человек, к<отор>ый работает. Рабочий человек.
И — медленно — крайне выразительно — со всей полнотой интонации:
— До чего мне иногда удивительно — что вы, взрослые, говорите!
(Всё это, о Муре — июль 1930 г., С<ен> Лоран.)
Болезнь, лежание в Арсине[124] (18-го — 19-го июля 1930 г.)
(Из стихов к М<аяков>скому)
Слушай! Не ты ли — апостол Павел,
Отбивавший носы у стáтуй?
…Мимо склепов и гробниц —
В красный рай самоубийц…
(Июль 1930 г. С<ен> Лоран — черновик стихов к М<аяков>скому.)
…Авария в озере…
Авария в блюдце…
Мур: — Нессесэр (С.С.С.Р.)
— Мама! Для чего Вы стали писательницей, а не шофёром и не другим таким?
С<ен> Лоран, 21-го авг<уста> 1930 г., за едой.
— Время — когда едят и время — когда спят, время — когда гуляют — и время когда
(NB! не читав Экклезиаста)
NB! ВОЗОБНОВЛЯЮ ЧЕРНУЮ КВАДРАТНУЮ КОЖАНУЮ ЧЕРНОВУЮ
лета 1931 г., Мёдон
Как хорошие стихи пишутся — знаю, как плохие — не знаю (и не догадываюсь!).
…Братски — да, арапски —
Да, но рабски — нет
(NB! люблю Пушкина. Невошедшее. А жаль.)
…Собственного слуха
Эфиоп — арап.
…где хозяин — гений.
Тягости Двора —
Шутки — по сравненью
С каторгой пера…
Узы и обузы
Сердца и Двора —
Шутки — перед грузом
Птичьего пера
Мур
Кто-то о Пушкине: — обреченность.
Мур: — Не обреченность, а афричённость.
(т. е. обреченность на Африку)
10-го июля 1931 г., Мёдон
встреча с внучкой пушкина
Прихожу к Елене Николаевне Арнольд. У нее сидит дама — белобрысая — белорыбица — альбиноска, страшно-постная и скучная. Через несколько минут после моего прихода E. H. со свойственной ей бесцеремонностью начинает ее — всячески выживать: — А Вам никуда не нужно идти? — М. б. Вам уже пора идти? — и так далее, и чем далее — тем грубее. Но дама — сидит, и E. H., когда убеждается, что сидеть — будет, глубоким, громким, даже не актерским, а декламаторским голосом — мне:
— А Вы зна-аете, дорогая! кто у меня сидит?
Я, робко: — Вы, кажется, сказали Г<оспо>жа Розен… Розен…
— Розенмайер — что! Розенмайер — ничто. Эта дама — внучка Пушкина. Родная внучка Александра Сергеевича.[125]
— И я, ничего не успев: — Доч<ка?> — Сашки?!
За 6 лет Парижа я у E. H. была в третий раз и ждала встретить у нее старую Т<атищеву>,[126] «на которую» E. H. меня и пригласила — и до того ждала, что сначала подивилась ее молодости (Т<атищевой> — около 80-ти лет) и такой полной белобрысости. (И даже «Розен…» не смутило.)
И вместо нее — встречаю внучку Пушкина, бывающую у E. H. раз в год и зашедшую случайно.
На вид — 45 лет (самый постный возраст! самый неудобоносимый и выносимый, самый двусмысленный! (сейчас (1938 г.) — мой) когда сам не знаешь — кто ты, на что похож, — впрочем, не сам, а сама, ибо у мужчин этого возраста нету) — итак, на вид 45 лет, но должна быть моложе, если не предполагать, что породила свою Светлану[127] (названную, очевидно, в честь Пушкина, хоть это — Жуковского[128]) 37-ми лет — что тоже возможно: всю жизнь собиралась — и разродилась.
О Светлане этой — Светике — говорит захлебываясь, показывает ф<отогра>фию и открытку: тоже белорыбица — в русском костюме, за к<отор>ый где-то, конечно, получила какой-то приз, а пишет — 8 лет — Je tan brase.[129] Учится во франц<узской> школе. По-русски не читает и не пишет вовсе — и наверное не говорит. Сейчас — для точности — гостит в Баварии: оттуда анбразирует.
Итак — внучка Пушкина, родная дочь Александра Александровича, генерала, почетного опекуна, бывавшего у нас в доме в Трехпрудном, куда ехал мимо дома Гончаровых, с нашим — смежного (наш — д<ом> № 8, шоколадный, со ставнями, с двумя огромными серебряными тополями. Разобран в Рев<олюцию> на дрова), родная дочь пушкинского Сашки — и жена «маленького русского офицера», сидящего в Шарантоне[130] (у E. H. там сидит сын, и знакомство на этой почве).
Белобрысая белобровая белоглазая немка, никакая, рыбья, с полным ртом холодного приставшего к нёбу сала (жирно картавит).
— У Вас есть какой-нб. листок Пушкина?
Она, с удовлетворенной и даже горделивой улыбкой:
— Ни-че-го. Папа всё отдал в Академию наук.
Узнала от нее, что оба пушкинских имения живы (в Револ<юцию> был упорный слух, что Михайловское сгорело)[131] — но сильно запущены. Единственное собственное — не на вопрос — сведение (вставка в наш с E. H. разговор) — что Ганнибал был куплен Петром за бутылку рома — сведенье, к к<оторо>му уже Пушкин относился юмористически и уцелевшее только благодаря его реплике — насчет ваших предков, приносивших и уносивших царям ночные горшки (посудины).
Читаю Стихи к Пушкину, разрываюсь от волнения — что перед внучкой. Одиноко — разрываюсь, ибо не понимает ничего и не отзывается — никак. (E. H. за всех хвастливая спешно объявляет ей, что я самая великая и знаменитая поэтесса и т. д. — чего наверное не думает.)
124
Замок Арсин (Château d’Arcine) находился, по свидетельству Цветаевой, в трех километрах от того места, где жили они с сыном; в нем был русский пансион, в котором в это время отдыхал С. Эфрон.
125
Розенмайер (урожд. Пушкина) Елена Александровна (1889–1943) — дочь старшего сына поэта, Александра Александровича Пушкина (1833–1914), от второго брака (с Марией Александровной Павловой). Эмигрировала в 1918 г.; в ноябре 1921 г. вышла замуж за русского офицера Николая Алексеевича фон дер Розенмайера (1892 — ок. 1933).
126
Речь могла бы идти о графине Екатерине Борисовне Татищевой (урожд. Княжне Мещерской, 1848–1930), вдове графа Алексея Никитича Татищева (1846–1896), действительного статского советника, занимавшего видные государственные посты и игравшего значительную роль при дворе. С 1928 г. Е. Б. Татищева жила в Русском Доме в Сен-Женевьев-де-Буа, под Парижем; там она и скончалась, и похоронена на местном кладбище.
127
Светлана Николаевна фон дер Розенмайер (1923 —?) пропала без вести во время Второй мировой войны.
128
Речь идет о балладе В. А. Жуковского «Светлана», благодаря которой за ним самим закрепилась в обществе «Арзамас» кличка «Светлана».
130
Психиатрическая лечебница, называемая по месту ее нахождения в парижском пригороде Шаратон.
131
Дом в Михайловском действительно горел в 1918 г. (а до этого в 1908 г.) и был отстроен заново. Однако горел уже не дом, принадлежавший некогда А. С. Пушкину, а дом, построенный в 1860 г. на месте снесенного за ветхостью «пушкинского».