Выбрать главу

Шаг назад — после стольких вперед — мой вечный шаг назад!

А выхожу я — опять правы! — как слепой, даже не тычась, покорно ожидая, что — выведут. Не выхожу, а — стою. Мое дело — войти, ваше — вывести.

Наблюдение об уверенности шагов к Вашей двери — простите за слово! — гениально, ибо, клянусь Вам, идя — сама подумала: — Так сюда иду — в первый раз.

А вчера вошла как тень — дверь была открыта — всем, значит и мне. А Вы хотите, чтобы я пришла к Вам — потом, — если уйду раньше Вас — или будете бояться?

— Как мне хорошо с Вами, легко с Вами, просто с Вами, чисто с Вами — как Вы всегда делаете что нужно, как нужно.

Никогда до встречи с Вами я не думала, что могу быть счастлива в любви: для меня люблю всегда означало больно, когда боль переходила меру — уходила любовь.

Мне пару найти трудно — не потому что я пишу стихи, а потому что я задумана без пары, состояние парой для меня противоестественно: кто-то здесь лишний, чаще — я, — в состоянии одинокости: молитвы — или мысли — двух воздетых рук и одного лба…

Но дело даже не в боли, а в несвойственности для меня взаимной любви, к<отор>ую я всегда чувствовала тупиком: точно двое друг в друга уперлись — и всё стоит.

* * *

Тем, что Вы любовь чувствуете не чувством, а средой благоприятной для (всякого величия!), Вы ее приобщили к таким большим вещам, как ночь, как война, вывели ее из тупика самости, из смертных — в бессмертные!

Вы знаете много больше, чем еще можете сказать.

* * *

Соскучилась по Вас у себя — даже на моем тычке и юрý.

А знаете — как Вы входите?

Стук — открываю — кто-то стоит, с видом явно не при чем, точно и не собирается войти, явно «не я стучал», совершенно самостоятельно от двери. (Может — ветер, может — я.) Мне всегда хочется сказать: — ннну?

У Вас при входе — сопротивление. — Возьму да не войду. — Вы необычно-долго (т. е. ровно на 5 сек<унд> дольше чем другие) не входите.

— Нынче и завтра свободна до позднего вечера — и никто не ждет — Вы ждете, а я не приду — ибо во всех подобных делах безнадежно-воспитана, ибо нельзя — тем более что никто не запрещает! — ходить каждый день, злоупотребляя расположением матери и широкостью взглядов — отца.

Ах, шапка-невидимка! Ковер-самолет!

* * *

Кто-то взял у нас и осень. (Ни разу не были в мёдонском лесу и только раз — вчера — в парке.) А что зимой будем делать?

* * *

(Здесь кончаются выписки из желтой бум<ажной> праховой записн<ой> книжки конца лета 1928 г. в Понтайяке и первых дней осени 1928 г. в Мёдоне.)

ТАКАЯ ЖЕ ПРАХОВАЯ ЗЕЛЕНАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА — СЧЕТОВАЯ

— 1929 г. — 1930 г. (относится к эпохе Муриного трактора; до этого — запись: Óса, — п. ч. óсы).

* * *

Я — кому-то, не то на чьем-то докладе о М<аяков>ском:

— Площадь — не только драка и давка, но и место подвигов — и казней.

* * *

(Кажется, о поэте Поп<лав>ском)

— Вся тайна в отсутствии дисциплины. За лучшие строки мы не ответственны, ибо они — дар, мы ответственны именно за худшие: наши. Довести творённое, до рожденного, заданное до данного — вот задача. Нужна воля. Ее у П<оплавского> — нет.

— Сгубил малого Монпарнасс. —

— «Я что-то видел…» — Что именно? — Плох, кто не ответит. Ибо вещь для того ему показывалась, чтобы он ее сказал.

* * *

Мур — 2-го декабря 1929 г.

Хлынет дождь в Москве и в Африке —

Дикари моргают как фонари…

* * *

Городские города

* * *

«Пока не требует поэта…»

— А что если всегда требует, а суетный свет — малодушно погружает?!

* * *

Мур: — Здесь будем жить и здесь умрем.

* * *

Я, после какого-то его высказывания: — Господи! И это в пять лет! Что же будет дальше?

Мур: — Дальше — шесть лет.

* * *

Мур: — А потом я пойду на Фауста…

Я: — На какого Фауста?

Мур: — На Доктора.

* * *

Я: — Ты не любишь ни одной женщины, как же ты — меня любишь?

Мур: — Потому что… Потому что Вы мой родитель.

* * *

— Миша — он такой маленький! Он в крошке соли живет.

* * *

— Мама! Где же покупать, когда вырастешь? Ну, вообще одежду! Потому что мне нужно торопиться.

* * *

(Очевидно — уже февраль 1930 г. — раз возглас: в пять лет! (родился 1-го февраля 1925 г.), а м. б. — самый конец 1929 г. и «пять» — предвосхищение. Скорей — так.)

* * *

(Здесь кончается светло-зеленая праховая лавочная записная книжка.)

ЛИЛОВАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА

— начало 1930 г. — Мёдон

Мур, видящий похороны: — А покойник — с открытыми глазами! (и т. д. — Эта запись, в полном виде, уже имеется.)

* * *

— А лошади — тоже покойники?

* * *

— А Л<ебеде>в, мужчина-Л<ебеде>в[152] — тоже будет? А то всё дамы да дамы.

* * *

— Облака пустые.

— Нет, они не пустые, они с Богом.

* * *

Плача над плохой жизнью:…Раньше козы проходили, а теперь… не… про… ходят…

* * *

— Не хочу быть уродом человеческим!

(Человеческим — в отличие от «носатиков» (Зиг и Пюс[153]), к<оторы>ми хочет быть.)

* * *

Мур — 21-го марта 1930 г.

— Я вообще большие магазины не люблю: там слишком много материй этих и слишком много дам.

* * *

Я: — Всё, что делают поэты, философы, музыканты они с успехом могли бы делать на том свете. Сделанное Наполеоном могло быть сделано только на этом.

Поэты и т. д. спокойно могли бы не родиться.

вернуться

152

Лебедев Владимир Иванович (1884–1956) — эсер, один из редакторов «Воли России».

вернуться

153

Персонажи детских комиксов.