Мур, неубежденно (и прав: ибо яблока — не крадут, особенно — мальчики!) — Да… — Нет, всё равно: наслаждение не виновное и не невинное.
Длинный разговор с Муром — 20-го сентября 1931 г.
Мур: — А я знаю, кто такие разбойники. Разбойники — это люди, к<отор>ые раньше были нищие, а потом стали разбойниками. Не может же разбойник покупать в магазине! — А бывают добрые разбойники?
Взволнованная словом, рассказываю ему про доброго разбойника и кончаю на: — «Ныне же будеши со мной в раю».
Мур: — Как — в раю? Когда он на кресте.
Я: — На кресте — тело, оно и останется, а душа с Христом подымется в рай.
— Но душа — ведь это не я-а!
— А кто же — ты?
— Я? вот! (обхватывает себя всего сколько руки загребают. Негодующе:) — Душа. Душа. Что мне из того, что моя душа будет гулять в раю. Я сам хочу гулять в раю, п. ч. в раю все животные добрые. — А львы? А тигры? — Чорт с ней с этой душой!
Читаю 24-го, нынче, ему андерсеновскую Русалочку, в три присеста. По окончании: — Что тебе больше всего из всей сказки понравилось?
— Тот город с огоньками.
— Ну, а сама Русалочка, ее любовь, какая она была добрая…
В ответ не да, а гм-гм, сухое. Как будто не хочет — ни признаться, ни признать то, в чем признается. Каждый раз — как только дело идет о добре, любви — в женском образе.
Всю сказку понял отлично.
— «карангул!» — потрясающий крик в ванной, оказывается — на мне паук. Потом, всё еще плача:
— Я же не за себя боялся, я за Вас боялся!
По поводу предстоящей свадьбы конинницыной дочери:
— Женюсь и разойдусь, опять женюсь и опять разойдусь.
Письмо Мура A. A. Тешковой
16-го ноября 1931 г. — сохраняю орфографию.
милая тетя Аня ваш заяц жив потому что Я яво сел. уменя уже миняются зубы 4 новох. Я помню Чехию наш дом лес с двух старон жолтый песок и реку о Я нашол себе жену англи = чанку Я пазнакомелся?!? очинь просто bonjour Madame.[156] Она больше папы (NB! папа — метр 86 или 87) очень белокауря у ниё есть bebe.[157] У нас есть кошка трехцветная очень добрая и совсем не ворует. Я много рас бывал на Колониальной выставке. ведал там = скалу с обезянами и семью львов. Ещё алжирцав и негров и ещё индо-китайцов. Там замечательние духи и бусы. Можот-быть мы к Вам приедим в гости на какое = нибудь Рождиство. Я очень (любити <сверху, над «-ти»: ль>) люблю технику и катаца на поезде. Я очень любльу кни = ги. Привет Вам Мур.
ТЕПЕРЬ ГОЛУБО-СИНЯЯ ЗАПИСНАЯ,
о к<отор>ой уже сказано):
— Почему Бог не сделал уродов еще и злыми, а красивых еще и добрыми. Так бы лучше было.
— Почему Вы меня так незнатно назвали — Георгий Сергеевич?
— А что ты думаешь — знатно?
— Чтобы все знали.
— Ну, какое имя например?
— Иван Сергеевич.
— Иван самое простое имя, крестьянское.
— Большое имя, по-моему.
Мёдон, 15-го ноября 1931 г.
Валяясь на диване и закрывая глаза, торжественно:
— Je — dorme.
Je — morte.
Je — squelette![158]
После рассказа про братьев Кесселей, сломавших в автомобильной катастрофе один — хребет, другой — ногу.[159]
— Так он теперь всю жизнь будет хромать спиной?
(Синтез)
Разговор про чуму. Человек чернеет и т. д.
Мур: — И нельзя смыть?
— Нельзя, п. ч. это кровь — черная. Вот М<аргарита> Н<иколаевна> — врач, спроси у нее.
— Она не таких вещей — врач.
О деревьях: — Думают — раз склонились!
— Жен много, Мур, а мать одна.
— Не одна. Другая жена.
— Так жена другая, я про мать говорю.
— Папы — жена, ведь папа же женится, когда Вы умрете.
— Ну, даже если — какая это мама? Ничего твоего знать не будет, ни твоих Мумсов ни Barnrn…
— Но Вы же ей, когда будете умирать, скажете!
…Только уж я сам буду выбирать жену.
— Конечно. Умные спрашивают у родителей, а глупые сами выбирают.
— Не свою. Папину жену — когда Вы умрете.
— А ты знаешь, что такое — умирать?
— Да, да, сначала полежать, а потом все эти скелеты встанут и пойдут на небо.
— Не скелеты — души, скелеты, это кости, к<отор>ые на небе не нужны.
— Но души — это ведь мы? А в раю яблоки будут? А можно будет гладить тигров? (Утвердительно) Пантеров.
Мёдон, 15-го — 17-го ноября 1931 г.
Мур — 27-го ноября 1931 г.
— Знаете, какие я сочинил стихи?
Хлынет дождь,
Нахлынет ночь.
Лавка закрывается —
Бесы появляются.
Бесы появляются —
Аля: — Мура покрывается.
Мур: — А можно и:
Мура ухмыляется!
Я
Гнать писателей на стройку ж<елезной> д<ороги>,[160] — лучше людей науки! Свидетельство писателя ведь само по себе — о чем бы ни было — не внушает доверия.
— Ишь, расписал!
…Время само спросит, без всяких своих временных представителей.
(Первая запись: Езжай, мой сын, в свою страну!)
— Vous êtes désenchanté de trouver le poète désenchantant? Que n’êtes vous — une page blanche! (de mon cahier).[161]
Myp, 6-го дек<абря> 1931 г.
Кто-то: — Ты и его знаешь?
Мур: — Я всех знаю, только кабана зеленого не знаю!
— А меня никто не зовет в гости…
— Еще бы! Ты в гостях картины раскрашиваешь.
— Один раз!!! (Пауза) У других картины за стёклами…
— И что же?
159
Речь идет о Жозефе и Жорже Кесселях, попавших в автокатастрофу 28 августа 1931 г.; у Жозефа был поврежден позвоночник, у Жоржа сломана нога. Из двух братьев — сыновей выходцев из России, переселившихся в конце XIX века в Аргентину, а в 1908 г. переехавших во Францию, — известностью пользовался Жозеф Кессель (1898–1979), в то время восходящая звезда французской литературы, в 1927 г. удостоенный Большой премии Французской академии.
160
По-видимому, имеется в виду Турксиб (Туркестано-сибирская магистраль) — один из наиболее заметных объектов социалистического строительства в это время. Массовое движение по отправке творческих бригад писателей на стройки первой пятилетки началось в мае 1931 г. по инициативе РАППа; это движение было призвано обеспечить «художественный показ» в литературе героев и достижений пятилетки.
161
«Вы разочарованы поэтом, не оправдавшим ваших ожиданий? Как жаль, что Вы не остались белой страницей! (моей тетради)» (фр.)