«Развязаться» — нельзя.
(NB! Впрочем, одолевали и это!)
П. ч. у меня — имя (а это в цене).
Боялись моего острого языка, «мужского ума», моей правды, моего имени, моей силы и, кажется, больше всего — моего бесстрашия —
— и —
самое простое:
— просто не нравилась. «Как женщина». Т. е. мало нравилась, п. ч. этой женщины было — мало. А если нравилась, то бесконечно-меньше первой встречной, к<отор>ую любили бесконечно-больше.
И — правы.
Мужчины ищут «страсти», т. е. сильного темперамента (душевные страсти им не нужны, иначе нужна была бы я) — или красоты — или кокетства — или той самой «теплоты» или (для жены) «чистоты» (той самой).
Не той страсти, не той красоты, не той игры, не той чистоты, во мне имеющихся.
Есть всё, но мое, единоличное, в моей транскрипции и — потому — неузнаваемое.
Ибо штампа всего этого ищут, общих мест.
NB! Я только потому так всегда напираю на свое я, что все (жизнь — первая) его попирают. Живи я с равными — я бы этого местоимения не употребляла.
Вместо я я так же свободно могла бы говорить Пастернак. (NB! ошиблась — 1938 г.) В иных случаях — Рильке. Во всех случаях — третье лицо: поэт.
Я мое — не единоличное. Только очень уединенное. Одинокое я одного за всех. Почти что — анонимное.
Я знаю, что таких, как я — много, но я их не встречаю и живу с не-я.
Негр — это Африка. Африка черна, а не данный негр.
Мур — 4-го сент<ября> 1932 г.
— А французы ходят к Прокопенке?
— Да, конечно, он отличный врач.
— А он, когда надо, выдирает глаза?
Строки:
Не раскрывающиеся портфели —
И разрывающаяся душа
Мур, на улице:
— Упорный дом: стоит так прочно!
(Когда поймет, что это — стихи, и будет поэтом.)
(Смерть Макса В<олошина>. Пишу «Живое о живом». Вечер его памяти в Кочевье.[207] Меня просят уговорить Бальмонта — моего соседа по Кламару.)
Милый М<арк> Л<ьвович>. Увы, с Б<альмонтом> ничего не вышло, наотрез отказывается и, когда его слушаешь — соглашаешься (как всегда — когда слушаешь поэта). Я очень долго его уговаривала, и очень ласково, ни длительность ни ласковость не помогли. Кроме того, он в ужасном унынии: — ничего не хочет и не ждет.
(NB! оказалось начало болезни)
Я о М. В<олошине> — пишу, и с увлечением.
Пишу Вам в чудном зеленом саду — чужом.
18-го сент<ября> 1932 г. — строки:
Передёржки — предпосылки —
Их постельки и подстилки
Цельным телом, полным весом
Всей души своей могучей
Вытянувшись на той туче
(Ту тучу — помню: над железнодорожной насыпью — и далью — Лежачую — могучую. 1938 г.)
Мур:
Enorme[208] — это значит больше, чем нормальный. А нормальные слоны — маленькие?
23-го сент<ября> 1932 г.
— Там старуха живет, она вытряхивает свой плетеный свой грро — мадный ковер, шириной во всю улицу…
(Описание чьего-то собственного дома)
12-го октября 1932 г.
— Мама! Вы заметили, какие у негров огромные уши? Длинные, длинные — и они все-таки не ослы!
1-го октября, в парке
— Ну и вдова, мама, которая играет в футбол!
Мур — 24-го Октября 1932 г.
Просыпаюсь при видении Мура — совершенно одетого.
— Мама! Я пишу роман. Как только я проснулся, я понял, что хочу писать большой роман и больше ничего не хочу.
(С раннего утра — упорно пишет.)
Jeanne n’appartient ni à l’Eglise ni à l’Etat: l’Etat (Charles VII, son «gentil Roy» — de vile mémoire) l’a abandonnée, l’Eglise l’a brûlée.
Jeanne n’appartient ni à l’Eglise, ni à la Patrie (Société) ni même à la Chrétienté — ni à l’Univers. Jeanne appartient aux voix (qui appartiennent à Dieu). Si ses voix lui avaient dit: — Renie ton gentil Roy, passe aux Anglais — elle l’aurait fait.
(NB! 1938. — Non: elle aurait renié ses voix: «Ces-voix-ci ne sont pas les miennes».)
Nul n’a droit d’auteur sur Jeanne: la foi (version de l’Eglise) ne comporte pas le génie militaire et le génie militaire ne com-porte pas la sainteté.
Jeanne avait la foi, donc elle commandait les troupes — sottise.
Jeanne aimait son pays, donc elle entendait des voix — sottise version Michelet — plus sotte encore.
Un miracle ne s’explique que par un miracle.
On est sûr de soi si on sait derrière soi une chose plus grande que soi.
On est infaillible lorsque cette chose est Dieu.
Le voix qui commande donne aussi les moyens (génie militaire).
La grandeur de Jeanne est dans sa fidélité (la fidélité de son ouïe).
— Jeanne est-elle une valeur personnelle?
Qu’est-ce que la valeur personnelle, existe-t-elle et en quoi se manifeste-t-elle?
Toute haute valeur est impersonnelle.
La persévérance-même — n’est-elle pas un don?
…Sainte-Jeanne — fait et est moins que Jeanne.
Notre Jeanne-des-Victoires (Etat) — fait et est moins que Jeanne.
Nul n’a droit d’auteur sur Jeanne, ni droit de propriété.
Жанна не принадлежит ни Церкви, ни Государству: Государство (Карл VII, ее «любезный Король» — гнусной памяти) покинул ее, Церковь ее сожгла.
Жанна не принадлежит ни Церкви, ни Отечеству (Обществу), ни даже Христианству — ни Вселенной. Жанна принадлежит голосам (которые принадлежат Богу). Если бы ее голоса сказали ей: — Отрекись от своего любезного Короля, перейди к англичанам — она бы сделала это.
(NB! 1938 г. — Нет: она отреклась бы от своих голосов: «Эти голоса не мои».)
Ни у кого нет авторского права на Жанну: вера (версия Церкви) не предполагает военного гения, а военный гений не предполагает святости.
Жанна веровала и поэтому возглавила войска — нелепость.
Жанна любила родину и поэтому слышала голоса — нелепая версия Мишле[209] — еще больший вздор.
Чудо объясняется только чудом.
Ты уверен в себе, если знаешь за собой нечто большее, чем ты сам.
Ты непогрешим, когда это нечто есть Бог.