– Вы бы последили за своим сыном, чтобы он над голубями не издевался! – И с видом человека, который только что спас мир от ужасной напасти, пошла дальше.
А бледное лицо Веры даже покраснело от этой новости. Она немедленно повернулась к сыну:
– Ты что, убил того голубя?
– Нет! – начал оправдываться Данил.
– А почему она такое сказала?!
Тогда я встрял в разговор:
– Это я его убил. Случайно.
Мое неожиданное признание застигло Веру врасплох, и она только спросила:
– Как это… «случайно»?
– Случайно ударил палкой, и он умер.
После этого на меня обрушилась вся воспитательная мощь Веры. Мы шли в сторону их дома, и всю дорогу я выслушивал ее лекцию:
– Я понимаю, что ты, может, и не хотел ничего плохого, но нельзя издеваться над животными и птицами. Гонять их палкой – это не развлечение, им это неприятно. Вообще, я считаю, что тебе стоит задуматься о том, как ты относишься к другим живым существам. Потому что, если человек ест животных, он, конечно, меньше ценит их жизни. Разве ты жестокий человек? Разве ты поддерживаешь жестокость над другими?
А мне только и оставалось отвечать, что нет.
И тогда я кое-что понял. Она только делает вид, что дает Данилу право выбора, обсуждая с ним разные вещи. На самом деле нет никакого выбора. Когда твоя мать говорит: «Эту курицу вырастили специально, чтобы убить, держали в невыносимых условиях, потом обезглавили, и она умерла в мучениях, чтобы ты съел эту котлету. Разве ты поддерживаешь жестокость?» – тебе ничего не остается, кроме как ответить «нет». Она обсуждает проблемы так, что провоцирует чувство стыда и в конце концов делает выбор, который нужен ей, а не Данилу. Теперь я испытал это на себе.
Поддерживая благую идею не есть животных, она создала ситуацию, в которой сын ест животных тайно. Как глупо. Наверное, из-за постоянного вранья он так агрессивен и водится с непонятными людьми.
21.11.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Иногда размеренная жизнь рушится в один момент.
Сегодня, пока в школе шел третий урок, из окна женского туалета на четвертом этаже выпрыгнула восьмиклассница.
У нас как раз на четвертом был урок географии, и мы узнали об этом одними из первых, когда по коридору, шаркая, пробежала пожилая техничка, плача и завывая:
– Ой, горе-то какое, ой, выпрыгнула!..
Наша учительница выглянула в коридор и спросила, что случилось.
Мы услышали дрожащий голос:
– Девчонка какая-то… Из окна в туалете… Выпрыгнула!
И тогда все вдруг подорвались с места и высыпали в коридор. Географичка предпринимала безуспешные попытки призвать нас сесть обратно за парты, но подействовало это не на многих. В классе остались всего несколько человек: я, Артем, Биби и Лиза Миллер. И то не потому, что об этом просила училка, а просто… Нас как пригвоздило к месту этой новостью. А остальным будто хотелось насладиться моментом, стать очевидцами трагедии, снять ее на камеру, может, даже выложить в инстаграм. Меня ужасало происходящее.
Лиза Миллер сидела, сложив руки на парте и уперев в них подбородок, и так скучающе выглядела, как будто не происходит ничего необычного. Артем и Биби все время сочувственно на меня смотрели, словно эта восьмиклассница имеет какое-то отношение ко мне. А я, наверное, и правда выглядел слишком включенным в случившееся.
Я думал про ее семью и про несколько секунд, которые разделяют жизнь на «до» и «после». Кто ее родители и где они сейчас? Наверное, на работе. И, наверное, еще ничего не знают. Я вообразил, что у нее есть мама, папа и младший брат. Очень ярко представил каждого из них. Увидел, как ее мама прямо сейчас пытается накормить кашей младшего сына, он отворачивается, отказываясь есть, а она, устав, внутренне раздражается, и уговаривает, и требует, а он плачет, и им кажется, что эта дурацкая каша – главная проблема в их жизни, но тем временем их любимая дочь и старшая сестра лежит на асфальте, а под ней расползается лужа крови – и они об этом еще ничего не знают. Представил ее папу в офисе, в строгом костюме, с кучей бумаг на столе, представил, как он ненавидит эти бумаги, как он не выспался, как он мечтает сменить работу и как думает об этом и тоже не знает, что в другой части города, в нескольких километрах от него, огромная часть его жизни рушится прямо сейчас, обессмысливая все на свете: и манную кашу, и его работу, и его раздражение.