– Они мучительно погибли, но если честно, я тогда этому совсем не обрадовалась. Вот как с той собакой. Я бояться начала и жить мне не хотелось. Мне было очень страшно жить. Очень. Я не жила в детстве. Я выживала при адекватных, любящих меня родителях, не тронувших меня и пальцем. Без голода, войны и болезней. Я была абсолютно неприспособленным к жизни ребёнком, которому не нравилось жить. Если бы Золотце мой не появился, то и не знаю, как бы справилась. Вот он и книги. Это помогло перерасти все детские комплексы и стать такой, какая есть.
– Золотце, это кот?
– Да, рыжий кот. Я его любила, – поняв, что окончательно сболтнула лишнего, я уцепилась за его подсказку.
– А у меня никогда котов не было, лишь собаки.
– Я читала, что котов любят те, кто умеет подстраиваться, а собак те, кто привык командовать.
– Ты подстраиваешься к коту?
– Это происходит само собой. Я понимаю его, он меня. Мы договариваемся. Я не заставляю его ничего делать. Он делает лишь то, что хочет. Могу попросить. Поскольку он любит меня, он старается мои просьбы не игнорировать, но бывает.
– С собакой проще.
– Тебе – да, мне – нет. Мы разные. Слушай, а я могу тебя попросить, разрешить мне на качелях покачаться у тебя на территории спортивной площадки, или это глупо выглядеть будет? В детстве это было моим любимым развлечением. Смотреть на течение реки и качаться на качелях.
– Почему глупо? Пошли. Покачаешься.
– Ой, нет. Хоть и темно уже, но там наверняка освещение, вдруг из окон увидит кто-то. Стыд и позор. Нет. Я передумала. Извини. Я уже дама в возрасте мне садовые качели нужны или кресло-качалка.
– Алинка, тридцать с хвостиком это разве возраст? Пошли. Не дрейфь. А то на руках отнесу. Пошли.
Мы вышли на крыльцо. На улице было тепло. Везде вдоль дорожек весело горели фонари.
Минут через пять мы подошли к качелям, и он, подсадив меня на них, отошёл в сторону, подтолкнув меня немного, чтобы придать ускорение.
Сначала я качалась несильно, а потом начала сильней и сильней, и взлетала всё выше и выше. А потом раскачалась так, что почувствовала, ещё один взмах ногами и корпусом, и я сделаю это чёртово «солнце», о котором так мечтала в детстве. На мне был удобный брючный костюм и алкоголь абсолютно снял страх. Мне было, как и любому пьяному «море по колено».
Босс понял, что я хочу сделать и заорал:
– Алина, не смей!
Но я, вцепившись в качели, со смехом сделала это, и сумела удержаться. Когда качели уменьшили амплитуду, босс остановил их рукой, стащил меня с них и, сжав за плечи, эмоционально выдохнул:
– Кретинка пьяная!
– Ага, – со смехом кивнула я, – зато я мечту детства исполнила. Как же я боялась и одновременно хотела это сделать в детстве. Но из-за своей природной трусости никак не могла решиться.
– А если бы ты свалилась, и шею себе свернула?
– Наверное или умерла бы, или уже бы Димке пришлось за мной ухаживать, – хмыкнула я, после чего добавила: – Не ругайся, босс. Всё же хорошо закончилось. И вообще ты сам виноват. На детские качели ограничители ставить надо. Тогда и ругаться не придётся, что кто-то решил исполнить свою детскую мечту.
– Мои парни спортивные, они могут позволить себе такой трюк сделать и не по разу. А ты пьяная слабоумная кретинка! Всё! К качелям больше на пушечный выстрел не подпущу.
– А в беседку можем пойти?
– Можем, если минералку пить будешь. Буду отпаивать тебя, а то ты пьяная непредсказуема абсолютно.
– Минералку буду пить лишь на одном условии. Ты расскажешь мне, как служил и про свои кошмары. Иначе нечестно. Я перед тобой все свои скелеты выгрузила, а о тебе вообще ничего не знаю.
– Хорошо, – согласился он.
Принёс в беседку бутылки минералки, стаканы и плед. И мы опять до рассвета сидели, и я слушала его рассказы.
Под утро он отвёл меня в гостевой домик и попрощался.
Глава 18
***
Утром, когда я проснулась, и вспомнила, что вчера наговорила боссу, меня накрыл кошмарный стыд. С детства вдалбливаемые пуританские нормы морали высвободившись из-под алкогольных оков, распрямились в полный рост и начали давить, внушая, что мои вчерашние откровения были недопустимы, и после них можно уже не ожидать никакого уважения от любого порядочного человека. И я сделала то, что делала всегда в таких случаях: я закрылась.