Ладно, всё равно надо будет это сделать. Лучше сейчас, пока Димка ещё в больнице. Я тогда могу вернуться и наедине поплакать, ничего ему не объясняя.
Придя к такому выводу, я взялась за телефон.
– Мамочка, привет! Как самочувствие? – нарочито бодрым голосом осведомилась я.
После чего в ответ минут десять слушала, что я давно не звонила, что соседка затеяла ремонт, и у мамы теперь голова трещит от звуков дрели. Что из-за этого ремонта в подъезде грязно и кругом бетонная пыль. Что тетя Света, которую я должна помнить, она часто у нас бывала, попала в больницу, а у неё сил нет к ней съездить, болит нога. В конце она сообщила, что она благодарна, что я это всё выслушала, поскольку мне всё это, конечно же, не интересно, но надо же о чём-то поговорить хотя бы раз в неделю, потому, что хоть раз в неделю-то мне, как единственной дочери, надо проверять: не померла ли она, и не гниёт ли в квартире труп.
– Мам, давай не будем о смерти, ты знаешь, я это не люблю. Я хочу, чтобы ты жила долго. Кстати, как ты смотришь на то, чтобы я завтра с утречка к тебе подскочила с тортиком? Мне тут повышение дали. Было бы неплохо отметить. А? – привычно пропустив мимо ушей все её манипуляции и попытки навесить мне чувство вины, предложила я.
– Ты что не работаешь завтра? Почему?
– Завтра выходная. И могу к тебе заскочить, – ушла от подробностей я, поскольку знала: честный ответ, что уже давно в отпуске, чреват разборками, претензиями и кучей обид. Вот зачем мне это?
– Вот как ты любишь перед фактом ставить, – недовольно проронила мама, – нет, чтобы заранее договориться. У меня что, по-твоему, если я на пенсии, и дел нет? Должна сидеть и ждать, когда же доченька соблаговолит в гости наведаться раз в году. Завтра с утра мне в поликлинику, потом с Верочкой мы в ближайший кинотеатр запланировали сходить, она пригласила, а то у меня от этого ремонта уже голова трескается. Нет, завтра не могу.
– О, это очень славно, что ты с Верой Борисовной в кино идёшь. А хочешь, я вечером подъеду? Чайку выпьем, и я отчалю, долго утомлять не буду. Кстати, там мой последний перевод прошёл?
– Всё прошло, но какой толк от твоих денег? Я уже тысячу раз сказала: не нужны они мне. Не трачу я твои деньги. И они тебе всё равно после моей смерти достанутся. Так что можешь не напрягаться и ничего мне не переводить. Я и так справляюсь. Хотя если на моём счёту процент выше и тебе выгодней, переводи и дальше. Ты ведь помнишь, что я на тебя полную доверенность сделала? Можешь забрать, как только захочешь.
– Мам, я не буду брать оттуда деньги. Они только твои. Справляешься без них, и хорошо. Но пусть у тебя будет резерв. Вдруг тебе когда-нибудь на что-то потребуется, а у тебя есть. Ну или на благотворительность можешь отдать, если от меня ничего брать не хочешь.
Последнюю фразу я явно сказала зря. Матушка зацепилась за неё, и я выслушала лекцию о том, что я её не только не люблю, а похоже ненавижу, раз то, что она сохраняет для меня, готова отдать чуть ли не бомжам.
Оправдываться и протестовать смысла не было. Мы катастрофически не слышали друг друга. И вряд ли услышим хоть когда-нибудь.
Когда она обиженно сказала: «Всё, у меня уже сердце болит, никогда с тобой по нормальному поговорить не удаётся, поэтому хорошо тебе отдохнуть завтра без меня, зачем себя насиловать и приезжать к тому, кого терпеть не можешь», я вновь спросила: «Мам, а можно, я всё же вечерком загляну? Пожалуйста».
На что получила отповедь, что это глупый вопрос, поскольку её двери всегда для меня открыты, это я сама не хочу приезжать.
«Тогда завтра вечером я к тебе приеду. Часикам к шести, жди», – скороговоркой выдохнула я и быстренько отключилась.
Она не перезвонила, и это было хорошо. Значит, завтра поеду к ней. Правда, в итоге мы поругаемся ещё больше, но деваться некуда. Если не скажу о замужестве, а она узнает от посторонних, будет хуже.
Я знаю, что моя мама любит меня. Я её тоже люблю. Но не умеем мы с ней обе выражать свою любовь так, чтобы это нравилось другому. Она обижается. Я тоже. В итоге тот формат общения, что мы нашли, наверное, единственный возможный для нас обеих: минимизировать общение и изредка по телефону узнавать о здоровье друг друга. Однако это не исключает того, что в экстренной ситуации и она, и я придём на помощь друг другу, причём не задумываясь. Правда, обратимся мы за этой помощью обе, лишь когда край будет и больше её будет ждать неоткуда. Я вот не смогла попросить денег у неё, проще было машину продать. А ведь она бы сразу дала. Правда потом бы съела чайной ложкой весь мозг и обратно деньги брать бы не стала. Поэтому для меня это не вариант был, точно.
***
Весь следующий день я провела у Димки в больнице, а потом поехала к маме. Вернее сначала заехала в дорогой магазин, накупила деликатесов и тортик, а потом направилась к ней.