Выбрать главу

– Ты и «Двенадцать стульев» любишь. Поразительно.

– Это шедевр, его сложно не любить. Одно: «-Ваш девиз? -Всегда!» чего стоит. А «Вам дали лучший мех, это шанхайские барсы!»? А про строго спрашивающего пропуск вахтёра, но пропускающего и без него? Да вообще, что ни цитата – шедевр. И не спорь!

– Я не спорю, наоборот, сам люблю. Можно сказать, настольная книга, которая замечательно поднимает настроение.

– Солидарна. А какие ещё книги любишь, если не секрет?

– Сейчас не до книг, работа всё время занимает. Эту пролистываю, когда совсем невмоготу становится.

– Я тоже сейчас мало читаю, а вот в детстве и юности за уши оттащить от книг было невозможно. Причём без разбора, всё подряд, что попадало в руки. Что-то очень нравилось, что-то оставляло равнодушной. Я жила книгами.

– А я в детстве не читал, лишь школьную программу, да и ту из-под палки. Увлёкся чтением, когда дочка появилась. Сначала ей сказки читал. Потом она сама книги читать стала и перед тем как что-то ей порекомендовать, прочитывал, потом с ней обсуждал. Мы дружны были. А сейчас уехала, и если раз в месяц позвонит, уже счастье.

– Есть хорошая индейская пословица: Ребёнок это гость в твоём доме: накормил, воспитал, обучил и отпусти.

– Это ты говоришь так, потому что не была на месте родителя.

– С этим не поспоришь. Но вот будучи на месте ребёнка за которого хотят прожить его жизнь, скажу, надо иметь железный характер, чтобы не дать это сделать. И радости в этом мало. Мне удалось уйти из-под контроля лишь когда я заявила, что я бессердечная, злая эгоистка, но я продукт воспитания, и каждый получает то, что посеял, ну или родил. Моей родительнице не повезло, но здесь я могу лишь посочувствовать.

– Так и сказала?

– Да. И уже давно. Я тоже, как и твоя дочь, не балую звонками. О сожительстве не говорила, о росписи сказала лишь сегодня. Нарвалась на истерику и молюсь всем богам, чтобы дали сил моей матери пережить это моё очередное «предательство». Как-то не хочется иметь сразу двух инвалидов в семье.

– Ты как-то очень цинично про это говоришь.

– Я не люблю врать. Вот ужасно не люблю. Но жизнь часто вынуждает меня это делать. А для себя бы я предпочла всё по-честному. И вот по-честному, я не могу жить на одной территории с моей матерью. Я не желаю ей зла, я её люблю и готова помогать, всем, чем могу, кроме одного. Я не могу её подпустить к своей жизни. Нахождение рядом с ней губительно для меня. Она постоянно пытается меня переделать, сломать и впихнуть в рамки абсолютно неприемлемые для меня. Она не чувствует моих границ, не может предсказать мою реакцию. Я для неё Терра инкогнита. И узнать меня она не хочет, она хочет переделать по образу и подобию. Её воспитали так, и это знание надо передавать из поколение в поколение. Ведь заповеди и моральные догмы незыблемы. Правда, она их трактует совсем не по писанию, но это мелочи, раз так жили её родители, и она жизнь прожила. Теперь я обязана тоже, иначе я ужасная дочь.

– Господи, слушая тебя, я впервые понял, о чём мне постоянно твердила моя дочь. Правда другими словами, и не похожа она на тебя ни капли. Она художница. И связалась с таким же. Уехали. Ни недвижимости, ни постоянной работы. Сегодня здесь, завтра там. Я принципиально денег не высылаю. Сказал: будет плохо, возвращайся, приму любую. Но не возвращается. И я надеюсь, что это значит, что у неё всё хорошо.

– Ты любишь сладкую ложь или нелицеприятную правду?

– Намекаешь, что всё иначе?

– Ты не ответил на вопрос.

– Давай правду, попробую пережить.

– Точно сможешь?

– Давай.

– С такой формулировкой лично я бы к тебе не вернулась ни при каких обстоятельствах. Это значит признаться, что то, что чувствуешь внутри, было ошибкой. Не всем это дано. И ещё, конечно, зависит от того, что за этим стоит. Просто веселая жизнь, как в притче о блудном сыне, или души стремление. Возвращение к тебе однозначно заставляет поставить крест и на том, и на том. Ты вообще их своими словами на одну доску поставил. А если это не желание беспечной жизни без обязательств? Если это призвание именно творить? Она показывала тебе свои работы?

– Последнее время нет, а раньше откровенная мазня была.

– Малевич вон замалевал чёрной краской холст, и все до сих пор ахают: какой шедевр!

– Ты считаешь это шедевром?

– Я нет, но мировое сообщество считает. Так почему бы ей не попробовать стать вторым Малевичем или Пикассо? Это потребность осуществить попытку самовыражения.