Аркадий долго молчал, потом хриплым голосом спросил:
– Это можно изменить?
– Ты можешь. Купи любую её картину и повесь в своём кабинете или помоги ей её кому-то продать. Дальше всё у неё пойдёт, как по маслу, – проговорила я, потом резко встала и, сказав, что мне надо срочно в дамскую комнату, отошла от нашего столика.
Аркадий не останавливал меня, он был весь в своих мыслях.
Я подошла к администратору, с большими чаевыми оплатила заказ и попросила передать моему спутнику, что мне стало дурно, и я ушла.
После чего отключила свой телефон и, не оборачиваясь, вышла из заведения. Да, я решила трусливо сбежать, потому что была не в силах выслушивать от него, какая я тварь. Я снова шла по улице и взахлёб рыдала, не обращая внимания на прохожих. Кто-то подошёл ко мне, предложил помощь, но я лишь головой помотала, мол, нет, не надо.
Домой я вернулась нескоро, уставшая и наплакавшаяся вволю. Чтобы не попадаться на глаза консьержкам, прошла через паркинг.
Дома включила телефон. Аркадий мне не звонил. В неотвеченных его входящего не было. Вообще никаких звонков не было. Это было одновременно хорошо и плохо. Хорошо, что высказать мне он ничего не захотел, и плохо, что я окончательно потеряла ещё одного друга, сделав ему невыносимо больно. «Что ж за ужасная планида такая у меня?!» – сидя на банкетке в коридоре, вновь задалась я риторическим вопросом, на который или не было ответа, или он был столь очевиден, что видеть я его в упор не хотела.
Кот вспрыгнул на мои колени, потерся лбом о щеку, утешая и попутно сообщая, что всё в жизни проходяще, пройдёт и это.
– Ты прав! – сказала я ему и, отбросив эмоции, решительно встала и пошла принимать душ.
***
На следующий день в больнице Аркадия не было. Старшая медсестра сообщила мне, что он взял выходной, Димку выпишет дежурный врач, а если у меня есть какие-то вопросы, я могу Аркадию Львовичу позвонить на мобильный.
Звонить я не стала, скорее всего, мой номер Аркадий внёс в чёрный список, не мог не внести. Глупо ждать, что когда-то захочется разговаривать с тем, кто в ответ на всё хорошее сделал так больно.
Уже к обеду я перевезла Димку домой и после недолгих его охов и ахов, как всё удобно и замечательно продумано, поняла, что хочу немедленно сбежать из своей собственной квартиры. Позвонив сиделке Гале и попросив её прийти, я сообщила Димке, что меня срочно вызвали на работу и под его: «иди конечно, работа это святое», сбежала из квартиры, велев Гале, чувствовать себя хозяйкой, взять из холодильника имеющиеся продукты, что-то приготовить, и его накормить, а так же поесть самой.
Сидя на лавочке в парке, я вспомнила вопрос генерального: «Ты представляешь, что это такое всю жизнь прожить с инвалидом?» и честно сама себе на него ответила: «Нет. Не представляла, и не знаю хватит ли у меня сил». Домой идти не хотелось. Хотелось сдохнуть, оставив Димке квартиру, а маме все деньги. Я подняла глаза и наткнулась на вывеску «Нотариус».
«Какое счастье, что теперь есть электронные базы имущества, а в сумочке у меня лежат документы», подумала я и решительно зашагала в указанную контору.
Через пару часов, поскольку там была очередь, я уже покидала её, составив подробное завещание.
Домой идти по-прежнему не хотелось, и в это время раздался звонок мобильного. Увидев номер генерального, я сразу напряглась и тут же ответила:
– Да, босс. Вся внимание.
– Слушай, извини, что дергаю. Но ты мне нужна. Можешь подъехать?
– Легко! – радостно согласилась я. – Минут через тридцать-сорок в зависимости от трафика буду.
Я отключилась и вызвала такси.
Когда я через двадцать восемь минут вошла в его приёмную, он стоял там и нервно курил. Светы не было.
– Быстро ты. Проходи, – указал он мне рукой на дверь кабинета.
Я вошла, несмело замерла у его стола.
– Садись, – проговорил он, закрывая за моей спиной массивную звуконепроницаемую дверь.
Сев, я выжидательно уставилась на него.
– Можешь с завтрашнего дня к обязанностям зама приступить? Я помню, что обещал, но Юрка срочно в Питере нужен.
– Могу и даже с радостью. Соскучилась по работе. Закавыка лишь в том, что не представляю, что делать и как. А так я, как тот герой мультика про пластилиновую ворону: кто тут в цари крайний? Никого? Так я могу.