О Насте ходили самые разные слухи. Сначала доносили, что со своими кораблями она добралась до одного из атлантических островов и основала там поселение под своей эгидой. Поселение будто бы процветало, пока к острову не пристало французское военное судно и не предложило поселенцам сдать оружие и вывесить французский флаг. Произошла ожесточенная схватка, и поселенцы захватили корабль, но сопровождающий его шлюп успел уйти в море. Через полгода на остров явилась целая эскадра, на этот раз поселенцы не могли ей противостоять. Многие, в том числе и Анастасия, были захвачены в плен и доставлены во Францию на суд короля. К счастью, как раз в это время король был низложен, Бастилия срыта, а пленники отпущены на свободу.
По другим слухам, Настя раздала все свое богатство ближним, а сама до скончания дней пребывала в одном из горных монастырей Черногории. Третий и самый краткий слух извещал, что в первые же дни после отплытия из Нового Света ее корабли погибли во время бури перед Дарданеллами.
Так или иначе, но звезда ее вспыхнула, как в осенние звездопады, и навеки канула в темноте. Что до меня, то до скончанья своих дней я буду надеяться на новые известья о ней.
Всяческие слухи о том, что император Петр и его дочь живы, не прекратились, и до самой смерти государыни ими пользовались разные лица. Полагаю, что одним из таких и был тот черногорский «пан капитан», он же правитель Стефан Малый, которому старый граф доверил охрану Насти. Вероятно, он и в самом деле считал, что спас дочь государя, потому и оставил наследство Насте, совершенно тем самым уверив соратников, что он доподлинно спасшийся государь. Свою роль этот человек играл до конца.
Первое время граф Петр Иванович подумывал вызвать Струнского на отложенный выстрел, но потом плюнул и решил позабыть эту историю. Но не позабыл Струнский, не без его участия молодой Осоргин оказался на плохом счету у государыни, и только восшествие на престол нового императора вызволило его из ссылки в смоленском имении.
Струнский государыню не пережил, но до самой смерти он продолжал печатать ей оды и хвалы. В одной из них я прочитал:
Спустя несколько лет в книжной лавке я встретил очень толстого нелепого человека, который подошел ко мне с заискивающей улыбкой и приподнял гороховую шляпу.
— Не узнаете, сударь? Да и я вас не сразу узнал. Возмужали, возмужали!
Я узнал его по запаху, от него несло жженым пером.
— Да-с, Курячин. — Он потер маленькие ручки и улыбнулся с самым виноватым видом. — Чудо! Я все вспоминаю, чудо! Ах, какая дева была! Так бы и пополз за ней в преисподнюю. Зря граф тогда испугались, с ней надо было плыть. Да и вам, молодой человек. А что? Меня Струнский щипал, вас тоже так или иначе щиплют. Нет-с! Бежать надо было, бежать! Тут жить невозможно, нет-с!
Он еще раз улыбнулся виновато, поклонился и исчез.
Я продолжал и продолжаю свое учение. Знанья свои я постараюсь употребить так, как о том мечтала Анастасия. На пользу людям, во благо человека. Я всегда буду помнить ее, добрую, пылкую. Я не забуду и той надежды, которую она пробуждала в сердцах людей. Только надежда на лучшую жизнь и позволяет нам нести тяготы дней.
И тебе, мой неизвестный читатель, я желаю пребывать в добром здравии и не расставаться с надеждой. Я верую, наступят прекрасные дни, когда мы заживем жизнью полной, свободной, когда сбудутся ожиданья и все вокруг озарится благим светом.
