— Ну что, любезный, — проговорил человек в тени, — чем порадуешь? — Голос этот показался мне знакомым.
— Третьего дня встретили их в горах, — ответил Кара-Вазир.
— Ну!
— С ними была охрана.
— Да что тебе до охраны! — раздраженно сказал человек в тени. — Разве я приказал их вязать? Ты должен был говорить.
— Я говорил, — сказал Кара-Вазир, — я все говорил, как надо, но они не знают.
— Кто не знает? — воскликнул человек в тени. — Мальчишка, может, и не знает. Где они, кстати, сейчас?
— Здесь, на горе.
— Вот как! — воскликнул человек со знакомым голосом. — Что же ты назначаешь встречу? Столкнуть меня хочешь?
— Я не знал, — ответил Кара-Вазир.
— Болван, напрасно тебе плачу. Смотри, ты у меня схватишь кнута!
Кара-Вазир поклонился и приложил руку к груди.
— Итак, по-твоему, не знают, — сказал человек в тени. — Да просто тебя раскусили. Всю твою жалкую игру. Нет, плохой из тебя лицедей. Даром тебе плачу. Как же может миледи не знать?
— Она мне ничего не ответила.
— А граф?
— Мне кажется, он совсем ничего не знает.
— Но ведь знаком?
— Знаком, а не знает.
Я слушал этот малопонятный разговор и как мог прятался за камни. Ясно было одно: эти люди замышляли нехорошее, и дело касалось нас.
— Что думаешь делать? — спросил человек в тени.
— Догоню их в Кафе, — ответил Кара-Вазир.
— И?
— Приставлю кинжал к груди. Тогда всё скажут.
— Говорил, болван! — воскликнул человек в тени. — Да ты сам уверял, что не знают! Зачем кинжал приставлять?
— Ну тогда саму вязать, — угрюмо проговорил Кара-Вазир.
— Рано! Она себя не открыла, кого же ты будешь вязать?
Кара-Вазир молчал.
— Вот что, голубчик, — сказал человек в тени, — глупости свои оставь. Дипломат из тебя не вышел, дам тебе другое направленье. Где твои люди?
— Здесь и в Караголе, — ответил Кара-Вазир.
— А за ней послал?
— Самых лучших, — заверил Кара-Вазир.
— Думаю, когда доберется до места, себя откроет, — задумчиво произнес человек в тени. — А пока занимайся графом.
Кара-Вазир поклонился. В это мгновенье я неосторожно двинул рукой, и несколько камешков покатилось вниз. Я тотчас спрятал голову, а затем поспешно спустился вниз и кинулся по тропе к источнику. Петр Иванович сидел подле него на камне и все так же задумчиво посвистывал. Я сбивчиво рассказал ему все, что слышал. Петр Иванович встал и нахмурился.
— Очень знакомый голос, — твердил я, — но вспомнить не могу.
— Тут целая интрига, — сказал Петр Иванович, — теперь нам надо держаться осмотрительно.
На постоялом дворе обнаружилось, что в наших вещах копались, кофр был раскрыт, но содержимое осталось целым, даже подзорная труба покоилась на прежнем месте. Петр Иванович особенно беспокоился за карабин и пистолеты, но и на них не позарились неожиданные налетчики. Хозяин постоялого двора, грек, был очень расстроен и твердил, что краж у него никогда не бывало. Петр Иванович его успокоил, заплатил за постой, и ранним утром мы отправились по дороге на Феодосию, готовые теперь уже к разным неожиданностям.
Феодосия
Однако до своей цели мы добрались без всяких происшествий. Древний город встретил нас, расположившись амфитеатром на берегу обширного полукруглого залива. Как нам рассказали, Феодосии более двух тысяч лет, основали ее милетские греки.
Чего только не происходило за всю историю города! Даже название менялось много раз, до сих пор Феодосию называют на крымский манер Кафа, а турки, например, предпочитают название Кучук Стамбул, что означает Малый Стамбул.
Владели этим местом тавры, скифы и киммерийцы, а уж потом явились греческие суда. Кстати, жители Феодосии считают, что слово Таврида происходит вовсе не от Тафроса, Перекопа, как говорил нам старец Булгарис, а именно от племени тавров, владевших когда-то значительной частью Крыма.
Феодосия процветала и почти исчезала с лица земли. Ее грабили и сжигали гунны, готы, сарматы и хазары. Здесь укреплялись генуэзцы, а на них нападали татары. Бывали времена, когда население многострадального города достигало ста тысяч, но к нашему приезду здесь насчитывалось чуть больше тысячи жителей самых разных национальностей. Кругом царило запустение, так характерное для войны. Множество зданий разрушено, почти ничего не строится, и только повсеместно возникают кабаки, в которых бойко торгуют молодыми крымскими винами.
Местный городничий предложил нам остановиться на Монетном дворе, громадном полуразрушенном здании, которое крымский хан выстроил себе в надежде чеканить собственную монету из награбленного золота.
Мы расположились в длинном высоком зале среди разбитых станков и прессов, причем в одном конце устроили себе походные ложа, а в другом поставили коляску вместе с лошадьми. Граф Петр Иванович остался доволен таким необычным приютом. Он расхаживал среди опрокинутых машин, рассматривал их и удивлялся тому, что эти сложные устройства, привезенные из Англии и Германии, не заинтересовали городское начальство.
Но прежде чем продолжить феодосийское повествование, я должен сказать о море. Эта громада синей воды совершенно меня поразила. В особенности тем, что она все время меняла свой цвет. То пробежит по ней фиолетовая полоса, то образуется серебристое озеро, то вдруг все потемнеет до густого кубового тона. Так ветер прихотливо играл красками стихии.
Меня сразу потянуло сбежать вниз и броситься в ласковые воды, но Петр Иванович сказал, что вода еще холодна.
— Накупаемся, брат! — весело пообещал он. — Путь наш еще далек.
Но в Феодосии мы все-таки искупались, однако не в море, а в турецкой бане, которую Петр Иванович непременно хотел посетить. Эта баня, скажу вам, забавная штука. Если в русской отчаянно парятся, стегают друг друга вениками, вскрикивают от удовольствия, то в турецкой все совершается в виде чуть ли не священнодействия. Люди здесь ходят с благообразными лицами, завернувшись в белые или голубые ткани, а банщики с непроницаемым видом совершают множество загадочных действий. Разминают вам суставы, мнут ноги, неожиданно дергают за руки, взбираются на вашу спину и босыми ногами, не хуже чем ладонями, прощупывают каждое ребро. Затем натирают тело каким-то корнем, ополаскивают его то горячей, то холодной водой, а в заключение предлагают шербет и кофе. Если прибавить к этому, что помещение бани похоже скорей на мраморный дворец, то можно понять, какое значение придают на Востоке подобным купаниям. В банях тут проводят по нескольку часов и выходят оттуда с просветленным видом.
Что касается нас с Петром Ивановичем, то вся эта банная церемония вызвала чувство, схожее с тем, когда вы отведаете экзотическое незнакомое блюдо. К такому блюду надо еще привыкнуть и разобраться, понравилось оно тебе или нет.
После бани тянет ко сну. Петр Иванович развалился на кошме и принялся размышлять:
— Все нити тянутся к госпоже Черногорской, это мне ясно. Неужто она и вправду принцесса или, по крайней мере, выдает себя за такую? А что связывает ее с самозванцем из Черногории? Если держаться простейшей логики, то она дочь черногорского самозванца или, в свою очередь, самозванка. Как полагаешь, Митя, похожа наша неожиданная знакомка на простую авантюристку?
— Но ведь она и не объявляет себя принцессой! — воскликнул я. — Вы сами считали, что это совпаденье имен.
— Считал, — задумчиво произнес Осоргин. — Но отчего же сыр-бор? За ней гоняются злоумышленники, путают в дело посторонних людей вроде нас. Нет, все это очень меня забавляет. Хотел бы я вновь увидать госпожу Черногорскую.