Хоть оно безымянно, мы не можем пренебречь подобным известьем.
Петр Иванович взял в руки бумагу и прочитал:
«Его сиятельству правителю Таврической области графу генералу Каховскому.
Ваше сиятельство, не будет лишним известить вас о том, что путешествующий ныне по Тавриде и побывавший в вашем доме граф Петр Иванович Осоргин имеет тайные сношения с французским министром Д'Эгильоном, а также с послом Франции в Стамбуле графом де Верженом. Нам достоверно известно, что во время пребывания своего в Европе граф Осоргин многажды встречался с нужными французскими людьми и совершенно вошел к ним в доверие. Он также выполнял разные поручения, направленные к укреплению места Порты и Франции на Балканах. Случайно ли появление графа Осоргина в Тавриде, которая ныне присоединена к Российской державе, но еще не оставлена заботами противных держав с тем, чтобы отторгнуть ее вновь под крыло Оттоманской Порты? Граф Осоргин уже встречался в Крыму с одной особой, именующей себя леди Кенти и являющейся прямой исполнительницей воли французских правителей. Леди Кенти выдает себя за путешественницу, однако же точно известны ее связи с французским двором, о чем, в частности, уведомлял государыню наш посланник в Париже. Леди Кенти действует вместе с другой не менее странной особой, госпожой Черногорской, которая, хоть и имеет отличные рекомендательные бумаги, все же вызывает большие подозрения, и поговаривают о ней, что она особа высокого происхождения, скрывающая свое истинное лицо. Не слишком ли много сразу знатных путешественников для скромной Тавриды? Добавим еще, что, по слухам, в свое время госпожа Черногорская скрывалась в имении Осоргиных. Если учесть, что в начале мая перехвачен у берегов Судака пакетбот со множеством оружия, привезенным издалека для целей, без сомнения, злодейских, то не видится ли за всем этим дела, опасного для благополучия государства? За сим остаюсь ваш покорный слуга и доброжелатель во все времена».
— Но это навет! — воскликнул Петр Иванович, прочитав.
Полицмейстер вздохнул.
— Гнусный навет! — повторил граф.
— Что же могу я поделать, батюшка? — сказал полицмейстер. — Видите, писано тут: «дело государственное»! И уж кланяйтесь графу Михаилу Васильевичу, он к вам благоволит. Он вам письмо приказал показать, да и уверен, что вы оправдаетесь.
— В чем же оправдываться? — воскликнул вновь Петр Иванович. — Ежели я напишу, что вы турецкий шпион, так чем вы ответите, кроме возмущения?
— Но ведь вы встречались с названной леди Кенти?
— Ну и что? Я, между прочим, встретился с ней в доме Каховского!
— А с госпожой Черногорской?
— Всего лишь однажды, случайно. — Подумав, Петр Иванович добавил: — Если быть точным, два раза.
— А из-за нее-то весь сыр-бор, — сказал полицмейстер. — Я предписание целое вчера получил. Из Петербурга. То есть, конечно, не я, а чины повыше, но переправили мне. За этой госпожой Черногорской следить неустанно.
— Вот и следите, — сказал с раздражением Петр Иванович.
— Но что бы вы могли мне о ней сказать?
— Ничего! — отрезал граф Осоргин. — Я эту особу не знаю и видел дважды случайно. Один раз в дороге, другой в имении Струнского.
— А, Струнского, — пробормотал полицмейстер.
— Вам бы не со мной говорить, а того подлеца поймать, который наветы пишет!
— Мне до высокой политики далеко, — сказал полицмейстер. — Но посудите сами, ваше сиятельство, как мне быть? Я и позвал вас для того, чтоб посоветоваться. Да вот и сам граф Михаил Васильевич пишет, поговори, мол, с графом Осоргиным, он человек головастый. Глядишь, что подскажет, прояснит.
— Так вы за советом меня вызывали? — спросил в недоумении Осоргин.
— Точно так, — горестно ответствовал полицмейстер. — Я маленький человек. Мне предписание дали разобраться, а разобраться я не могу. Господи, леди Кенти! Да была она тут, с самой государыней в переписке, могу ли я осмелиться даже взглянуть на нее? Вы, по крайности, человек русский, с вами мне проще.
— Да выбросьте вы этот навет в корзину! — воскликнул граф.
— Не могу! Верьте честному человеку. А потому прошу вашей помощи.
Петр Иванович развел руками.
— Сказано же, что эта госпожа Черногорская касательство к вам имеет.
— Никакого, — отрезал граф.
— И все же, ваше сиятельство, нижайшая просьба, — полицмейстер приложил руки к груди, — ежели что вспомните или узнаете о госпоже Черногорской…
— Позвольте! — воскликнул граф. — Вы сыщика из меня сделать хотите?
— Никак нет, просто для споможенья.
— За сим я откланяюсь! — Петр Иванович встал.
— Так мы не разрешили! — Полицмейстер тоже вскочил. — А коли так, вам следует направиться для разъясненья к генералу Каховскому!
Но Петр Иванович не стал слушать и оставил незадачливого полицмейстера.
— Надо нам, Митя, отсюда съезжать, — сказал он мне. — Не ровен час, опомнится служака. У страха глаза велики, а наговорено в навете много. Опытная составляла рука! И, как полагаю, сгущаются тучи над госпожой Черногорской. Надо бы к ней раньше поспеть. А посему в Судак!
Судак
В город Судак, лежащий к югу от Феодосии, мы решили отправиться морем, благо туда направлялось торговое судно «Европа», принадлежащее весьма предприимчивому русскому купцу Улыбину. По присоединеньи Тавриды Улыбин перекупил это судно у какого-то грека, дал ему солидное названье и стал возить в Анатолию товары со своих мануфактур, а также местную соль. На турецком берегу он удачно обменивал товар на весьма дорогую здесь медь, фрукты и таким образом получал большую прибыль.
Петр Иванович уговорил капитана судна, чтобы он погрузил нашу коляску вместе с лошадьми, и утром 11 мая мы вышли из Феодосийской бухты и взяли курс на Судак. Солнце палило, ветер был небольшой, но устойчивый, и «Европа», скрипя всеми натруженными членами, уверенно двигалась на юг.
Морское путешествие прошло для меня почти незамеченным, ибо капитан дал нам для чтения весьма любопытную книгу под названием «Приключения четырех российских матросов, к острову Ост-Шпицбергену бурею принесенных». Удивительное сообщенье! В пансионе Эллерта мне приходилось слышать о приключениях Робинзона Крузо, изложенных английским сочинителем. Самой книги я, правда, не видел, но читавшие увлеченно ее пересказывали, и мужество моряка, попавшего на необитаемый остров, казалось нам удивительным.
Каково же было мое восхищение, когда прочитал сходный рассказ, но уже о российских матросах, попавших не в жаркий и благодатный край, а на пустынный каменистый остров в ледяном море.
Повествование это совершенно достоверно, и записано оно со слов моряков. После кораблекрушения эти люди оказались на пустынном берегу почти без средств существования. С собой они имели ружье и двенадцать зарядов, несколько фунтов муки, трут и топор. Ни один из двенадцати зарядов не пропал даром! Они убили двенадцать оленей и долго питались оленьим мясом. Среди выброшенного на берег мусора они нашли кусок железа, отковали наконечник и сделали копье. Потом из жил медведя изготовили тетивы, а из плавника лук и стрелы. За шесть лет жизни на острове одних только оленей они добыли больше двух сотен. Шесть лет! Спасло их случайное судно, подошедшее к острову.
В жарком паленье солнца, при ласковом журчанье бирюзовой волны удивительно было представлять снега, смертельный холод, суровые утесы. Книжка мне так понравилась, что я успел переписать несколько выдержек, а Петр Иванович взял ее на заметку и обещался достать в Петербурге.
В отдаленье проплыл величественный Карадаг, напоминавший застывшие водопады. Чайки устремлялись за нашим судном и ловко выхватывали рыбешек из взрезанного корпусом моря.
Наконец возник ломаный очерк гор, окаймляющих бухту, возвысились башни генуэзской крепости, и мы подошли к Судаку, или, как называли его русские в древности, Сурожу.
Это город, подобно Феодосии, имеющий славную историю и основанный все теми же милетскими греками. Здесь некогда побывал знаменитый путешественник Марко Поло. Так же, как и Феодосией, Судаком владели многие властители, город и процветал, разорялся, возрождался снова. Генуэзцы возвели здесь замечательную крепость, которая доныне высится на судакских горах, опоясывая их нескончаемой зубчатой стеной.