Строго говоря, это общежитие не было таковым изначально. Его именовали «малосемейкой» и Кристина тогда слабо понимала, что именно это значило: то ли семей там мало, то ли они маленькие, эти семьи? Но спрашивать не решалась, да и никто не торопился ей ничего объяснять. Зачем оно ребенку надо?
В этом доме имелись одно-и двухкомнатные квартиры: в первых жили «счастливчики». Это когда семье доставалась целая квартира. Маленькая, но только для них, с собственной ванной-туалетом и даже кухней. «Хоромы», как говорили остальные. Давал комбинат такие квартиры особо ценным сотрудникам, наверное. В любом случае, Кристину с мамой поселили в другой. Там, где две комнаты: одна комната чуть больше, и вторая — чуть меньшего размера. В каждой жило по семье. Совмещенные ванна и туалет, а также кухня — делились на эти семейства. Собственно, их тоже считали «счастливчиками», потому как на эту двухкомнатную квартиру их было теперь всего четверо: Кристина с мамой и тетя Маша с сыном. Кто-то, кто распределял это жилье от комбината, решил превратить данную квартиру в пристанище матерей-одиночек.
Но это все в тот момент волновало Кристину очень мало. Она оторваться не могла от двора, который был так хорошо виден через это огромное окно. И с упоением следила за тем, как в этом дворе носятся другие дети, кидая друг в друга снежки или слетая на санках с небольшой горки около одного из старых домов.
— Что, новые владения изучаешь? — с веселой улыбкой поинтересовалась тетя Маша, зайдя в тот момент на кухню, чтобы чайник поставить на плиту. — Голодная?
Кристина растерялась, не совсем зная, что от нее хотят услышать, да и не очень поняв первый вопрос. Но честно кивнула, потому что голодной была. А тетя Маша только шире улыбнулась и подошла к столу, выглянула в окно.
— О, вон мой оболтус носится, — так же весело махнула рукой куда-то в сторону детворы, бегающей друг за другом во дворе. — Опять придет мокрый и до костей замерзший. Познакомитесь.
Кристина глянула во двор, но так и не поняла, кто из мальчишек — сын соседки. А спросить постеснялась.
Тетя Маша в это время взяла из хлебницы, стоящей на подоконнике, какую-то булку, достала из холодильника масло, завернутое в бумагу. И, разрезав булку пополам, щедро не намазала даже, а настругала масло на сдобу. Соединила снова половинки.
— Держи, поешь, пока мы все расставим. Скоро чай будет, — вручив булку Кристине, тетя Маша заглянула в заварочный чайничек, стоящий на старенькой, обитой клеенкой тумбочке около раковины.
Кристина же пока с удовольствием откусила угощение, хоть булка и показалась ей громадной, еще и присыпанная чем-то сверху, какой-то сладкой желто-белой крошкой. Очень вкусной, хоть Кристина и не могла разобрать, из чего та сделана.
— Вкусно? — улыбнулась тетя Маша ее аппетиту. — Мой Кузя тоже эти булки любит. Даже больше, чем с вареньем. Ума не приложу, чем они так детей привлекают. Ладно, кушай. Позовешь, когда вода закипит, — махнув рукой на чайник, стоящий на конфорке, новая соседка снова вышла в коридор.
А Кристина с упоением поглощала угощение, ощущая себя очень счастливой, несмотря на новое место и кучу незнакомых людей вокруг. Ей было тепло и хорошо, мама рядом и даже улыбалась сегодня. Да и тетя Маша показалась ей доброй. И булка — очень вкусная. Кристина очень любила сливочное масло, иногда ей просто хотелось взять и отломить себе кусок, без всякого хлеба, но мама не разрешала. А тетя Маша так щедро ее угостила, что Кристина губами брала маслянистые пластинки и с восторгом ощущала, как те тают на ее языке, продолжая разглядывать двор.
С сыном тети Маши, Кузьмой, которому тогда было одиннадцать, Кристина познакомилась буквально через час. Когда мальчишка — мокрый, как и предсказывала тетя Маша, весь в снегу, казалось, насквозь забившем его штаны, рукавицы и шапку, а также ботинки и носки — ввалился в квартиру.
— Мам! Я пришел! — едва открыв двери, которые еще и не успели закрыться, крикнул он, влетая в квартиру.
«Помощники» уже ушли к тому времени, получив свои бутылки и двадцать рублей. В коридоре стояли только какие-то мелочи: упакованные стопками книги, одежда, связанная в узел в старой льняной скатерти. Через этот узел мальчишка и перецепился с порога, упав со всем своим снегом на их вещи. Вышло так весело, что Кристина, выглянувшая из-за двери их новой комнаты, искренне рассмеялась. Не радуясь его падению, просто забавно. И выскочила в коридор, с интересом набрав в руки снега, который упал с шапки мальчика и не успел еще растаять, очутившись на полу, покрытом разноцветными квадратами линолеума.