Хотя чего уж там! Откровенным надо быть до конца. Их всех стоило бы пристрелить, по-хорошему. И он сам, и Карецкий — измотали Кристину не меньше.
Ех**** бабай! Зря приехал. Или не зря? Кто еще поймет и заметит все то, что его красавица от кого угодно спрячет? Только не от него.
Так давно решил дать ей свободу и возможность жить нормально. И не сдержал слово. Вернулся, морочит голову. И не может в покое оставить. Потому что Кристина его так крепко держит своими тонкими пальцами, что не вырваться.
Сколько раз он с сарказмом думал, что с радостью душу дьяволу бы продал, лишь бы выполнить обещание, которое сам и дал. А ни хрена не выйдет! Потому что и его душа, и его сердце — давным-давно болтаются на золотой цепочке вокруг ее шеи. И Кристина ни в какую не соглашается их возвращать. Даже в обмен на свое сердце — так же давно «наколотое», словно гвоздями прибитое к его груди, к его коже, в его кости вдавленное. Пытался когда-то «отодрать» с мясом, хотел разодрать эту их связку. Отпустить. И ни фига не справился. Оба остались с кровоточащей пустотой внутри. А все равно друг в друге.
Да и реально ли хотел сам Кузьма этого?
«Хотел бы — сделал бы», — так всегда говорит его мать.
А раз не хочет — то и имеет «по делам и мыслям своим». Ее только за какие грехи за собой в ад тянет?
— Малыш, пошли в твой кабинет. УЗИ подождет. Не подохну, если до сих пор живой. А вот тебе кофе точно не помешает. Спишь на ходу, — хмыкнул и распорядился он, ничем не выдавая внутренних мыслей.
Собственно, ему это обследование — до одного места. Ее видеть хотел, использовал повод. А Кристина всегда немного перегибала палку в вопросе его здоровья. Хотя это касалось всех близких ей людей: свою мать, да и его тоже, она настолько же регулярно обследоваться заставляла. Словно этим жизнь под контроль взять пыталась.
Подхватил под руку Кристину, потянул вперед. Настойчиво и упрямо. Рядом все равно никого не было. Да и попробуй — придерись еще. Кузьма за их жизнь так шифроваться научился, что и сама Кристина не всегда понимала: где он истинный и что его действия значат. Должен был. Никак иначе нельзя.
— Да, наверное. Это снотворное дурацкое, — словно не до конца ориентируясь в ситуации, вздохнула малышка. — Голова мутная. Не стоило его пить. — Кристина прижала затылок ладонью.
Но послушно шла, куда он вел, не оглядываясь по сторонам. Ни одного вопроса.
Кузьма знал, что даже развернись он сейчас и поведи ее на улицу — пойдет следом, в машину сядет, и только когда отъедут, скажет, что телефон не взяла, и кошелек с ключами…
Он всегда доверял ей, не врал пару минут назад. Но и она верила ему безотчетно. Даже после того, что можно считать самым настоящим предательством.
— Давай ключи, красивая моя, — потребовал, когда дошли до ее кабинета.
В отделении уже за руку не вел, просто шел почти впритык, словно вынуждая, «подталкивая» Кристину двигаться. Забрал ключи, которые она достала из кармана и открыл дверь, пропустив Кристину внутрь. Захлопнул двери за ними. И уже не оглядываясь, принудительно усадил на диван. Быстро отошел, включил кофеварку, сполоснув две чашки в раковине. Вылил напиток, который они утром так и не выпили, пока агрегат тихо перемалывал зерна. До сих пор не понимал, почему она тут эту кофемашину держит? Что он, вторую ей не купил бы, что ли? Но Кристина упорно берегла ее в кабинете, хотя тут одни чашки по три сотни стоили. Каждая. Модные, стеклянные, без ручек, с двойным дном. Чтобы не только вкусно, но и эстетически приятно пить кофе было. Вытащить из кабинета такое добро — раз плюнуть. Ее замок — это для совести отговорка.
Долго думал. А потом посмотрел на ее график за два последних месяца и догадался, похоже…
Поставил чашки на подставку и вернулся к дивану. Кристина сидела там, куда он ее усадил, устало откинувшись затылком на спинку и прикрыв глаза.
— Может, бури магнитные какие-то? — с кривой улыбкой пробормотала она, будто почувствовав, что Кузьма приблизился. — Все тело разбито…
— Может, загонять себя меньше надо? — рявкнул в ответ Кузьма. — Ты пашешь так, словно кроме тебя и нет других анестезиологов в этой гребанной больнице, малыш! Сейчас кофе выпьешь и позвонишь Карецкому, скажешь, что меняешь расписание. И сегодня уходишь раньше. Я тебя отвезу домой. — Отвернулся и пошел за кофе.
— Кузьма-а-а! — застонала Кристина, заставив себя открыть глаза. Посмотрела ему в спину.
Не сказал — отрезал. И черта с два с ним поспоришь. Это не Рома, и даже не Руслан. Ее аргументы ему — до одного места. Он решил. И все. И плевать на мнение других и ее причины. А будет спорить — сгребет в охапку и сам до машины дотащит.