Кристина ему потом насчет этого приезда много высказала в письмах. Грозилась никогда не простить, обижаться обещала вечность. «Не писать» ему больше клялась. Ага, аж на три дня ее обиды хватило, судя по почтовым штемпелям. Но Кузьма, само собой, по этому поводу в ответном письме не острил. Даже искренне прощения попросил за свой ляп.
Честно говоря, он каждого ее письма ждал, хоть и получал их несколько раз в неделю. Другим парням девушки и невесты не писали столько, сколько ему Кристина, вызывая зависть у сослуживцев таким вниманием из дома. Хоть Кузьма и говорил парням, что это сестра. Сам ждал почту каждый день. Наверное, без ее писем совсем иначе переносил бы службу, а малая знала же его характер. И отношение Кузьмы к подобному. Мелкая самая, а лучше других понимала, что написать и какие слова подобрать, чтобы уговорить его «не париться», не заводиться, просто отслужить и вернуться домой. Хоть Кузьма ни разу и не рассказывал ей ничего в «подробностях», когда ответы писал. А все равно — Кристина словно мысли его читала, даже на расстоянии в половину страны.
Только однажды за эти два года был перерыв в письмах Кристины на целых две недели. Сначала Кузьма решил, что заучилась, некогда. Потом допустил, что еще какие-то заботы, хоть внутри и поселилось смутное подозрение и сомнение — не могла его Кристина просто так взять, ни с того ни с сего, и перестать ему писать. Он ее даже не подкалывал ничем в последнем письме — с какой стати? Но успокаивал себя тем, что случись чего — мать позвонила бы или написала. На шестой день без писем он дозвонился на работу к матери.
— Что с Кристиной? — не имея времени на долгие разговоры, с ходу потребовал Кузьма ответа.
Мама замешкалась на какое-то мгновение, но Кузьма уловил.
— Нормально все, сына, в школе контрольные, писать некогда пока, — наконец, неловко попыталась исправиться мать, поняв, что сама себя выдает.
Так он и поверил. Она ему письма строчила, когда у нее экзамены в конце года прошлого были. Уж среди контрольных — время бы нашла.
— Мам. Что с Кристиной? — еще раз ровно спросил он.
— Сыночка, все нормально…
— Я ж в самоволку уйду и к вам приеду, чтоб выяснить, — заметил он.
Без угроз, просто предупреждая о своих планах.
Мать помолчала пару секунд, но он чувствовал, что она сдалась.
— Напугали ее сильно, сына. Нормально все с малышкой, цела-невредима, просто боится пока тебе писать, думает, что ты поймешь, переживать будешь. Не хотела Кристина тебя волновать. И нас просила не говорить тебе. Но ты и так…
— Кто напугал? Как? — он рыкнул так, что дежурный удивленно покосился в его сторону.
— Да не знаем. Отморозки какие-то. Гнались за ней вроде, когда Кристина к репетитору по математике шла. У нее с этим всегда непросто было… А как ты уехал, сам знаешь — числа малышке не даются. Вот и занимается. И белый день на дворе, она же сразу после школы с репетитором занимается, и недалеко тут. А гнались за ней два парня, Кристина от них в мусорном баке в итоге спряталась. Там и отсиделась, несколько часов ждала, боялась, что еще ищут. Потом вернулась домой. В чувство еле привели. Что за времена пошли, Боже! Днем на ребенка нападают, страшно по улице ходить, — мать тяжело вздохнула. — Она пока репетитора посещать перестала. Мы провожать никак не можем.
Мать говорила, а у него в глазах потемнело от бешенства, что кто-то посмел его малую тронуть. Кузьма чуть трубку телефона не раскрошил, кажется. Кто? Если рядом с домом, кто-то же оттуда, свои, кого и он знать может… Со всего этого бешенства в стену садануть кулаком захотелось. А еще найти тех, кто бы это ни был, пусть и понимал Кузьма, что вряд ли получится, и надавать по шее так, чтоб больше никогда в голову не пришло детей пугать.
— Я понял, мам, — старался сдержаться, но ярость все равно в голосе прорывалась. — Времени нет больше на разговор. Не пускайте ее никуда, — распорядился он и закончил звонок.
Только от того, что выяснил, легче не стало. Первый и последний раз в тот день за все время службы нарвался на гауптвахту. Достали, подвернулись остряки в бараке, попали под горячую руку… Но Кузьма отработал. А еще — впервые первым написал ей письмо, огромное, как для него, и ни о чем серьезном, по факту. Описывал военную часть, то, что можно было, о нескольких сослуживцах рассказал из тех, которые нормальные, с которыми нашел общий язык, о погоде пытался сочинить. С ошибками, конечно, косноязычно, как умел. Так и не научился писать нормальным языком, она ж его в этом страховала всегда. Пургу всякую нес, короче. А в конце добавил, чтобы она присылала ему все вопросы по математике, он объяснит и на все ответит.