«Ты не знаешь, как тут салон, тот, что на первом этаже? Нормальный?», — о чем угодно писать, только бы не понял, как ей тяжело. А то и правда примчится.
Нашла у кого спрашивать, конечно. Видела же вчера, что он у парикмахера точно месяца два не был.
«Салон?», — удивила, похоже. Чего и добивалась, кстати. «Понятия не имею, тебе не по фигу?»
«Мне интересно…»
Телефон начал звонить, едва отправила последнее сообщение. И не взять — нельзя, и ответишь — по голосу поймет все. Снова патовая ситуация. Нажала на «прием», поднесла к уху.
Оба молчат. Ха-ха-ха. Она говорить не хочет, чтобы он слез в голосе не услышал, а Кузьма ждет хоть одного слова, чтобы понять ее настроение и происходящее.
— Красивая моя, я сейчас точно приеду, — подытожил он две минуты их молчания по телефону.
А она рассмеялась от этого. Хорошо, отпустило.
— Не надо, зачем? Говори со своим Премьер-министром. Я уже и так тут все рассмотрела. Очень красиво. И за духи — спасибо… За васильки, кстати, тоже. Они там явно не в стиле, но гораздо уютней делают спальню, — все еще посмеиваясь, поделилась Кристина своими впечатлениями от квартиры.
— По какому поводу рыдала тогда? — напряженно потребовал Кузьма ответа.
На заднем фоне у него кто-то что-то говорил. Занят.
— Вид обалденный, родной, растрогал меня до слез, — хмыкнула она. — Иди, занимайся делами…
— Кристина, от меня же не отвяжешься, я не это твое недоразумение…
— Ух! Не поверишь — я в курсе, грозный мой. Так что давай, закругляйся. А я пойду, что ли, посмотрю, чего тут еще интересного есть на территории, — действительно понимая, что он может быть серьезно занят, завершила она разговор.
— Ладно, позже поговорим. Обнимаю.
Дал понять, что тему не позволит закрыть, но все же положил трубку.
А она действительно пошла одеваться. Толку сидеть в помещении и жалеть себя — не видела. Зайдет в кафе, спросит, почему «авторское», позавтракает, может. И в салон тот зайдет все же. Домой не тянуло совершенно.
прошлое
Она так нервничала, что слюна в горле «камнем» вставала. И ладони потели, из-за чего Кристине приходилось то и дело их тайком о ткань юбки вытирать. Мама уже три раза говорила, чтобы Кристина пошла переоделась. Платье же не для дома, нарядное. Но Кристина только отмахивалась.
— Сейчас… Сейчас…
Обещала, а сама так и сидела на табуретке и слушала, как они все разговаривают.
И тоже говорила, смеялась, шутила, подскакивала, меняя тарелки и ставя на стол что-то еще, хоть ее и одергивали и Кузьма, и матери.
— Да ну сядь, малышка, не суетись. Все взрослые, сами возьмем…
Она вновь кивала, улыбалась, и все равно подскакивала.
Потому что просто не могла сидеть спокойно и смотреть на него — сердце из груди выскакивало, заставляя и Кристину метаться.
Мамочки, какой он стал! У нее не то что руки дрожали — все внутри сотрясалось мелкой дрожью. Кузьма и уходя, казался ей потрясающим: красивый, вечно «на коне», всегда знает, что делает, тянет за собой всех, прирожденный предводитель…
Не то, что тринадцатилетняя Кристина — в него все девчонки двора были влюблены, и бывшие одноклассницы тоже, насколько она знала. Но Кузьма (к ее тайной радости) никого не выделял, не было у него серьезных отношений с девушками. Хотя «несерьезных» хватало с лихвой, и Кристина не раз ненароком слышала, как тетя Маша уговаривала сына «по крайней мере думать головой и не забывать о безопасности». На что Кузьма всегда смеялся и успокаивал мать, что «не собирается ее в скором времени делать бабушкой». Саму Кристину это тоже успокаивало, кстати. Как и то, что в армию, в итоге, только она ему и писала. Не выделял Кузьма никого из тех девчонок, с которыми гулял. А она для него всегда была на первом месте. И иногда Кристина этим пользовалась раньше, еще слабо понимая, что ревнует. Вполне могла пожаловаться, что у нее «ну совсем» не получается математика, когда Кузьма уже в дверях стоял, явно нацелившись на свидание с какой-то благодушно настроенной девушкой. Или даже просто сделать печальное лицо, выйдя «провожать» его в коридор. А на вопрос Кузьмы — «о чем малая грустит?», стесняясь, ответить, что ей все еще страшновато оставаться дома одной вечером, хоть и выросла…
И Кузьма без дальнейших вопросов снимал куртку, которую уже успевал натянуть, сбрасывал обувь, и они шли играть в лото или карты. А она чувствовала себя самым счастливым человеком в мире. Потому что Кузьма был ее. Только ей принадлежал и готов был все отодвинуть ради ее спокойствия.