28 января. После пропагандистского семинара на Дорхимзаводе в институте застал у Варги Осинского. Он очень обеспокоен. В «Правде» опубликован некролог на смерть Куйбышева. По его словам, из некролога вычеркнуты несколько фамилий [подписавшихся]. Его, Осинского, Косиора, Чубаря, Постышева, Петровского, Рудзутака. На замечание Варги: вероятно, простое недоразумение, — Осинский возразил, что все вычеркнутые — члены или кандидаты ЦК, и сделано это неспроста. По-видимому, что-то имеется против. Осинский очень забеспокоился. Хотя нам совсем непонятно такое беспокойство.
3 марта. Вызывался в ЦК к Бауману. Информировал о научных работниках института, о наших связях с заграничными научными организациями. Он интересовался сотрудниками аппарата, особенно политэмигрантами. От него узнал, что закончившийся пленум ЦК утвердил секретарем ЦК Андреева, а Кагановича, назначенного наркомом путей сообщения, освободил от обязанностей секретаря ЦК и МК, а также председателя КПК. Председателем КПК утвердил секретаря ЦК Ежова. На мой вопрос, что за причина такого быстрого выдвижения Ежова, ведь до недавнего времени совсем не было известно его имя, Бауман улыбнулся, говорит, он показывает себя очень твердым человеком с огромным нюхом. За него горой Каганович. Очень доверяет и т. Сталин.
15 марта. «Правда» решительно призывает к повышению бдительности. Значит, еще что-то открывается.
25 марта. Вместе с Варгой и Войтинским нас вызвали в ЦК к Бауману. Он провел к Жданову, где был и Ежов, такой низкорослый, щуплый. Жданов задал вопрос, как мы оцениваем свой научный аппарат. Варга ответил, что аппарат очень квалифицированный. Большинство — это либо политэмигранты, либо работавшие в наших заграничных организациях. Мировое хозяйство в целом и по отдельным странам знает очень хорошо. Ежов насмешливо заметил, почему в таком квалифицированном аппарате свободно гнездились и, наверное, гнездятся враги народа. Он сказал, что не доверяет политэмигрантам и побывавшим за границей. Но Войтинский резко прервал его. Выходит, ему, коммунисту с 1912 г. и по заданию ЦК много работавшему советником в борющейся компартии Китая, и Варге, честно выполняющему поручения ЦК, как политэмигранту тоже нет доверия? Это же грубое оскорбление. Но Жданов вмешался, удержал ссору, сказал, что произошло недоразумение. Однако события, связанные с убийством Кирова, заставляют партию повысить бдительность ко всем без исключения. Ежов опять добавил, что т. Сталин учит: бдительность требует обязательного выявления антипартийных и враждебных элементов и очищает от них. Это надо твердо помнить. Мы ушли удрученные.
6 апреля. Три дня работаю в бригаде ЦК по обследованию аппарата ЦИК СССР, подчиненного Енукидзе. Проверяли биографические и деловые качества сотрудников, четкость работы, исполнительность, порядок и время прохождения документов и прочих бумаг. Руководителя бригады интересовала бытовая сторона [жизни] сотрудников, их времяпровождение вне службы, особенно почему-то Енукидзе. Странно.
8 апреля. [На бланке] По путевке МК проверяю в Донском районе постановку партпросвещения и партпропаганды [...] Задают очень много вопросов о врагах народа, скоро ли их выловят, по каким признакам определить врагов народа, как относиться к раскаявшимся оппозиционерам и смирившимся, бунтовавшим во время коллективизации крестьянам. У меня такое впечатление, что райпарторганизация чем-то сильно обеспокоена. Информирую МК.
10 апреля. Был в комендатуре НКВД. Вызывали для сдачи оружия. Есть приказ о полной сдаче огнестрельного и холодного оружия под угрозой строгого наказания. Можно иметь только по особому разрешению. У меня наган, прошедший всю империалистическую войну, Февральскую и Октябрьскую революции, гражданскую войну, борьбу с махновским бандитизмом, и служит мне до сих пор в командировках. Он мне дорог как многолетний боевой спутник, на который имею разрешение. Просил оставить наган и возобновить разрешение, но меня грубо обругали, сказали, что я гражданский работник и нет гарантии, что этот наган [не] может послужить для нового политического убийства. А поэтому разрешение аннулировано, и наган отбирается. Мне очень обидно, сильно расстроился.
11 апреля. Очень любопытный факт. Поздно вечером, возвращаясь домой по Мещанской, встретил моего старого знакомого еще по Ржеву, Грязнова. Он занимает ответственный пост по госбезопасности в НКВД. Рассказал ему свое возмущение об отборе вчера нагана. Попросил вызволить. А он мне сказал, чтобы даже не пытался, могу попасть под подозрение. Строжайший приказ об изъятии всего оружия. Если в моей библиотеке имеется литература Троцкого, Зиновьева, Каменева, Преображенского и других оппозиционеров, надо поскорей избавиться, если обнаружат при обыске, будет поводом к обвинению в принадлежности к врагам народа. На мое замечание, [что] я научный сотрудник по общественным политическим наукам, она мне необходима для критики, Грязнов ответил, что в этом разбираться на станут и придется отвечать. Лучше надо поскорей избавиться. Поразительно. Почему такое паническое настроение и наступление на личное разрешенное оружие, на оппозиционную литературу. Очень, очень странно. Но ничего не поделаешь. Надо подчиняться.