Он передал мне подшивку, открытую на нужной странице. Это было сообщение под заголовком «Ужасный случай в Паддингтоне»:
Вчера вечером на Прэд-стрит в Паддингтоне сильно разогнавшийся кэб сбил проходившую мимо даму, миссис Лавинию Конк-Синглтон, проживающую на Кум-стрит в Бейсуотере[7]. Пострадавшая, вдова мистера Горация Конк-Синглтона, банкира и коллекционера-любителя, с множественными порезами и синяками на лице была доставлена в находящуюся поблизости больницу Св. Марии. Кэбмен, мистер Джордж Пакер из Бетнал-Грин[8], был доставлен в ту же больницу в бессознательном состоянии.
– Так ее муж все же был коллекционером! – воскликнул я.
– И наш клиент вполне мог его вспомнить, если бы она назвалась настоящим именем. Он даже мог узнать ее, хотя я в этом сомневаюсь. Полагаю, она носила плотную вуаль для того, чтобы скрыть шрамы. Когда мы с ней увидимся, у нас будет возможность проверить это предположение. А теперь, Уотсон, продолжим расследование. Будьте добры, расстелите на столе полотенце, и я приступлю к осмотру картины.
Я положил на стол полотенце, поместил рядом таз с теплой водой, губку и чистую льняную тряпицу, а Холмс достал скальпель. Я было решил, что он собирается протереть поверхность полотна, чтобы удалить загрязнения. Однако, к моему удивлению, он перевернул картину оборотной стороной вверх, окунул губку в воду и начал осторожно промакивать ею края коричневой бумаги, наклеенной на раму.
– Холмс! Вы уверены, что стоит это делать? Пусть это подделка, тем не менее она принадлежит миссис Конк-Синглтон!
– Верно, – ответил Холмс. – Но я не нанесу вреда самой картине. Просто хочу удалить бумагу, наклеенную кем-то, очевидно самой миссис Конк-Синглтон, совсем недавно.
– Недавно?
– В течение нескольких последних недель, не раньше, судя по хорошему состоянию бумаги. Но зачем ей понадобилось закрывать оборот холста?
Тем временем Холмс продолжал увлажнять бумагу, пока она не начала отставать от рамы. Тогда он взял скальпель и с его помощью отсоединил лист от деревянных планок, раскрыв то, что находилось под ним.
Там оказалась другая картина, также написанная маслом, но покрытая сильно потемневшим старым лаком, так что было трудно разобрать, что на ней изображено. Кажется, это был какой-то интерьер, так как слева я смутно различил окно, через которое лился бледный солнечный свет, освещавший две фигуры, помещенные в центре полотна. Судя по одежде, это были женщины – одна в тускло-зеленом, другая в грязно-синем платье.
Холмс взял увеличительное стекло, поднес картину к окну и стал тщательно изучать ее при ярком дневном свете. Завершив осмотр, он передал лупу мне, но даже с ее помощью разглядеть изображенную сцену было очень трудно. Я сообщил об этом Холмсу, и тогда он прибегнул к совершенно безответственному, если не сказать топорному, методу, как показалось мне вначале. Взяв белую льняную тряпку, он поднес ее к губам и смочил слюной, а затем протер ею небольшой участок картины.
– Холмс! – вырвалось у меня, но не успел я и глазом моргнуть, как он повторил свой варварский маневр, а затем передал картину мне.
– Теперь смотрите, Уотсон!
Я взглянул на полотно и поразился. Тот участок холста, с которым он обошелся столь немилосердно, неожиданно преобразился и посветлел, будто грязное окно после того, как его протерли влажной тряпкой. Бесцветная муть уступила место четкому изображению одной из женских фигур в центре картины. Это была молоденькая белолицая девушка со светлыми волосами, уложенными на макушке в затейливую прическу. Несколько минут она улыбалась мне, затем слюна высохла, образ померк, и я опять видел только смутный абрис фигуры, покрытый коричневым налетом грязного старого лака.
Холмс расхохотался:
– Дорогой Уотсон! Если бы вы видели свое лицо! Вы были само замешательство и недоумение.
– Настоящий мираж, Холмс! – ответил я. – Только что изображение было здесь – и вот его уже нет! Но отчего?
– Все довольно просто. Слюна является слабым растворителем. Если протереть ею поверхность старого лака, который со временем загрязняется и темнеет, нижний живописный слой ненадолго проявляется. Однако слюна высыхает, эффект пропадает, и остается лишь размытое пятно. Это старый прием, им пользуются антиквары, когда к ним попадает потемневшее полотно. Хотите попробовать сами, Уотсон? – добавил Холмс, отдавая мне льняную тряпицу. – Потом мы смоем слюну небольшим количеством чистой воды.