Наместник был очень недоволен упомянутыми выше распоряжениями командующего армией, но, как сказано, счёл лишним со своей стороны отменить эти распоряжения. Разногласия во взглядах наместника и командующего армией сказывались также и по другим вопросам. Согласно операционному плану наместника для обороны Квантунского полуострова (Порт-Артур) должны были остаться только 7-я Восточносибирская дивизия и 5-й Восточносибирский полк, всего 14 батальонов.
Куропаткин считал эти силы недостаточными. Ещё в бытность свою военным министром, во время своей поездки во Владивосток, он. на военном совете в Порт-Артуре настаивал, что для обороны Квантунского полуострова необходимо назначить, кроме упомянутых войск, ещё 3-ю и 4-ю Восточносибирские стрелковые бригады (дивизии). Он был того мнения, «что в случае, если осаждённый Порт-Артур будет иметь слабый гарнизон, то командующий Манчжурской армией, озабоченный судьбою крепости, будет вынужден предпринять наступательный действия, не дожидаясь окончательного сосредоточения своих войск».
Тем не менее, в утверждённом в начале 1904 года плане наместника для обороны Квантунского полуострова были назначены только упомянутые 14 батальонов, тогда как расположенная там в мирное время 3-я Восточносибирская стрелковая бригада была направлена на Ялу. Но как только Куропаткин был назначен командующим армией, он тотчас же из Петербурга распорядился об усилении войск, предназначенных для обороны Квантуна, выделив для этого части из подчинённой ему Манчжурской армии — «для того, чтобы эта последняя, не опасаясь за судьбу Порт-Артура, не решилась преждевременно перейти к наступательным. действиям с целью освобождения осаждённой крепости».
Наместник, со своей стороны, в противоположность взглядам Куропаткина и его отcтупательно-оборонительным действиям, настаивал на необходимости удержания в своих руках южной Манчжурии, главным образом, в видах политических: «для поддержания нашего престижа на Дальнем Востоке», — поэтому ослабление действующей армии в пользу Порт-Артура адмирал Алексеев считал опасным и не склонен был согласиться на требование Куропаткина[ 2 2].
Но как командующий армией и исправлявший его должность, точно так же и сам наместник не обладали требуемой для полководца силой воли для осуществления своих планов. Результатом этой нерешительности были постоянные колебания и распоряжения, имевшие большей частью двойственный характер.
Вскоре Куропаткин провёл следующую хитроумную меру, которая делает честь его дипломатическим способностям. Находясь ещё в Петербурге, он 22-го февраля отправил наместнику особые директивы относительно ведения операций; конечно, эти директивы были им самим составлены и получили Высочайшее утверждение.
Основа этих директив сводилась к тому, чтобы прочно удержать в своих руках железную дорогу, в особенности город Харбин… «До сосредоточения достаточных сил действовать осторожно, чтобы не подвергнуть разрозненные войска отдельным поражениям»… «Назначение достаточных сил для обороны Порт-Артура»… «К решительному наступлению переходить не раньше, как после прибытия достаточных сил».
Таким образом мы видим, что наместнику-главнокомандующему были навязаны взгляды командующего армией, хотя надо признать, что директива была составлена без решительных указаний, а в расплывчатых выражениях.
Действительно, как иначе понимать, например, такое выражение директивы, когда говорится, что: «японцев, после их перехода в наступление, следует держать возможно дальше от железной дороги», а в тоже время — «до сосредоточения достаточных сил воздерживаться от решительных действий, для того, чтобы преждевременно не подставлять разрозненные войска отдельным поражениям, не упуская, однако, благоприятных случаев ослаблять противника всеми возможными средствами».
Все подобные требования смахивают на поговорку: «Помой меня, но не замочи». Из этого видно, что в самом начале войны, когда не было ещё произведено ни одного выстрела, своеобразные особенности русского полководца придавали уже всем оперативным планам характер нерешительный, который ложился неотъемлемым отпечатком на все действия этой войны; ему хотелось, правда, совершить великие дела и достигнуть важных результатов, но недоставало самого важного качества, требуемого от «Великих Капитанов» такими полководцами, как Фридрих Великий, Наполеон, Суворов — это отвага решимости.
Наместник согласился с этими указаниями и созвал военный совет, на котором было решено: находящуюся на Ялу 3-ю Восточносибирскую стрелковую дивизию не усиливать, а её действиям придать характер демонстративный.Только одним своим присутствием на Ялу она должна заставить противника тратить время на развёртывание своих войск, принимать необходимые меры во время марша, а также при переходе через Ялу, даже если и не придётся вступать с японцами в открытый бой.
Это столько же неясно, как и дальнейшая задача, поставленная этой дивизии — «в случае отступления от Ялу замедлять движение противника, не ввязываясь с ним, однако, в серьёзный бой, а затем на перевале Фынзиаолин встретить неприятеля с целью стойкого сопротивления». Мы видим, таким образом, что из-за опасения ответственности за какие-нибудь решительные действия предлагаются все уступки и полумеры половинчатого характера, которые таили в себе уже зародыш поражения.
Точно также уступил наместник и дальнейшим требованиям Куропаткина относительно усиления войск, назначенных для обороны Квантуна, для чего и назначена была 4-я Восточносибирская стрелковая дивизия; так что после прибытия третьих батальонов гарнизон Порт-артурского укреплённого района состоял из 27-ми стрелковых, 3-х запасных и 4-х батальонов флотских экипажей.
Для охраны побережья против высадки японцев на Ляодунском полуострове был образован «Южный авангард», который был направлен к район Ташичау — Инкоу — Кайпинг; в состав этого авангарда вошли вновь сформированная 9-я Восточносибирская стрелковая и 1-я Восточносибирская стрелковая дивизии; 6-я Восточносибирская дивизия и 2-й Сибирский корпус оставались в резерве в районе сосредоточения около Ляояна.
Итак, пришли к соглашению о том, что авангард на Ялу должен действовать «демонстративно». Но как осуществить на деле эти демонстративные действия — на этот счет мы видим разнообразные мнения. Ген. Линевич, представлявший Куропаткина, был того мнения, что на Ялу.нужно оставить только одну пехоту, отправив артиллерию назад для того, чтобы не замедлять движение войск во время отступления с целью скорейшего занятия Фынхуанчена; поэтому он считал необходимым избегать сражения с японцами; в противном случае ему представлялось отступление в виде несчастья, когда придется двигаться с артиллерией и обозами.
Наместник, однако, не мог мириться с мыслью безусловного оставления линии Ялу без сражения и поэтому придерживался взгляда, что придача артиллерии этому авангарду необходима для достижения поставленной ему задачи — задержать неприятельские войска на линии Ялу, заставив их потерять время на форсирование этой реки.
Строго говоря, штаб наместника, как это видно из телеграммы ген. Жилинского на имя военного министра, был того мнения, что отступление от Ялу не вызывается обстоятельствами, и даже, наоборот, численность русских войск на театре войны в конце марта этому штабу казалась вполне достаточной, «чтобы обеспечить успех нашего оружия на одном фронте», тогда как в середине апреля численность русских войск «была уже достаточна, чтобы одержать прочный успех на двух фронтах, действуя оборонительно на одном фронте и переходя в решительное наступление на другом, более опасном, фронте».
По-видимому, и ген. Линевич постепенно усвоил взгляд наместника, так как в приказании, переданном 12-го марта начальнику Восточного авангарда генерал-майору Кашталинскому, он высказывает мнение, «что японцы упустили благоприятное время для перехода в наступление и для решительных действий, поэтому не только не следует думать ни о каком отступлении от Ялу, но, наоборот, следует подкрепить там наши войска для того, чтобы оказать японцам решительное сопротивление».