В таком положении была обстановка, когда 28-го марта в Ляоян прибыл ген. Куропаткин и вступил в командование армией. В течение целого месяца, согласно его приказаниям, никаких войск на Ялу отправлено не было. Там в то время находилась 3-я Восточносибирская стрелковая дивизия, но без третьих батальонов. Большая часть кавалерии находилась на южном берегу Ялу, но в то время она уже начала свою переправу на северный берег реки. Численность войск, находившихся тогда на Ялу и объединённых названием «Восточного авангарда», переименованного вслед затем в «Восточный отряд», к 1-му апреля составляла 8 батальонов пехоты, 23 сотни, 38 орудий, 8 пулемётов, 3 саперных роты, 2 конных охотничьих команды.
Всего на театре действий русских войск находилось 55 батальонов, к которым должны были прибыть ещё 34 батальона из Квантунского полуострова. Третьи батальоны стрелковых полков находились в то время ещё в пути.
Можно было ожидать, что с прибытием ген. Куропаткина на театр войны вполне определится роль Восточного отряда. Этого, однако, не случилось, потому что и сам командующий армией, по-видимому, никак не мог решиться на вполне определённый образ действий.
Нельзя не согласиться с мнением наместника, что отступление от Ялу в конце марта совершенно не соответствовало обстановке того времени. Известно было, что к тому времени со стороны японцев закончилась только высадка 1-й армии, в составе 3-х дивизий или 36-ти батальонов и 9-ти эскадронов. Высадка эта была произведена у Цинампо, в Корее; поэтому требовался ещё целый месяц до появления этой армии на берегах Ялу. За это время численность русских войск на театре действий должна была возрасти ещё в южной Манчжурии и на Квантуне до 110 батальонов. Высадка же остальных японских армий у Бидзево была закончена только в середине мая, причём одна дивизия, именно 10-я, закончила свою высадку у Дагушаня только к концу мая.
Таким образом, мы видим, что в течение 6 недель 1-я армия Куроки должна была одна противостоять значительно превосходящим её силам русских войск; поэтому следовало ожидать, что командующий Манчжурской армией не будет иметь никаких оснований не только думать об отступлении от Ялу, а, напротив, должен будет направить все силы к тому, чтобы использовать эту выгодную для себя обстановку и нанести противнику поражение.
Важнейшей целью командующего русской армией должно было служить стремление вырвать инициативу действий из рук противника и, таким путём, одержать моральный перевес над ним. Но всякое активное действие было до такой степени чуждо русскому полководцу, что он ни разу даже и не подумал решиться на попытку использовать эту выгодную для себя обстановку.
Во всяком случае, ген. Куропаткин, благодаря своим усиленным заботам о сбережении кавалерии и нерациональным действиям этой последней, был в совершенном неведении относительно положения в Корее. Предположение его, что в Корее, может быть, уже высадилась также часть и 2-й армии, было совершенно неправдоподобно, так как в русской главной квартире было хорошо известно бездорожье Кореи и значительные затруднения, встреченные там во время движения 3-й дивизией 1-й армии Куроки.
Ни один полководец не может, конечно, определять обстановку совершенно наугад, для этого требуется вполне осмысленное взвешивание обстоятельств и критическая их оценка, прежде чем будет принято определённое решение. Было бы, однако, легкомысленно ожидать, что обстановка на войне может представляться вполне ясной; напротив, весьма важные решения приходится принимать большей частью в тумане неизвестности. Но Куропаткин находился постоянно в колебании и нерешительности; он видел постоянно перед собою только воображаемые препятствия и затруднения, забывая, что важнейшее качество полководца заключается в умении решиться и в смелом почине действий.
Прежде всего представляется вопрос, возможно ли было русскому командующему армией использовать изолированное положение 1-й японской армии в Корее, атаковав эту армию своими значительно превосходными силами после высадки японцев на материк. Русский критик действий Куропаткина говорит по этому поводу, что Мищенко тогда уже находился в Корее и Манчжурской армии оставалось только последовать туда же, чтобы сбросить 1-ю японскую армию в море.
Нет сомнения, что такое предприятие увенчалось бы тогда полным успехом, если бы оно было выполнено с достаточной энергией и решительностью, без оглядки назад, это тем более вероятно, если принять во внимание, что целый месяц 12-я японская дивизия была в Корее совершенно изолированной. Даже после высадки на материк 1-й японской армии, в конце марта, вполне возможно было со стороны командующего Манчжурской армией встретить противника превосходными силами в северной Корее, особенно если принять во внимание, что возможно было задержать в Ляояне 1-ю Сибирскую пехотную дивизию, которую направляли тогда в северную Манчжурию. Во всяком случае, удержание в своих руках северной Кореи имело большое моральное значение.
С другой стороны надо признать, что движение в Корее значительных русских сил и содержание их там представляли, пожалуй, больше затруднений, чем для японцев, которые могли базироваться на свой флот. Правда, однако, и то, что ввиду того, что в северной Корее со стороны командующего Манчжурской армией не предполагалось никаких наступательных действий, — ничего и не было подготовлено там в этом направлении; на всём протяжении от Ляояна до Ялу не было устроено ни одного удовлетворительного этапного пути за всё время с начала военных действий.
Вместе с тем необходимо принять во внимание, что после приведения в негодность русской эскадры в Порт-Артуре японские армии могли производить высадки на Манчжурском побережье неожиданно; где им вздумается, поэтому оставление русского отряда в Корее, сообщения которого находились бы в постоянной опасности, было, до известной степени, рискованно. Трудно поэтому осуждать русского командующего армией, который не решался на такое выдвижение своих войск в Корею.
Иначе представилось бы дело, если бы ген. Куропаткин сосредоточил значительное число войск на Ялу с тем, чтобы, сообразно с обстоятельствами, либо атаковать 1-ю японскую армию к югу от реки Ялу при выходе этой армии из теснин северокорейских гор у Шекекио, либо дать японцам сражение при переправе их через реку Ялу. Если бы даже две дивизии, 1-я и 9-я Восточносибирские стрелковые, были оставлены для непосредственной охраны побережья в районе Ташичао — Тайпинг — Инкоу, то всё же русский командующий армией мог собрать к концу марта на реке Ялу свыше 52 батальонов и от 23 до 47 сотен. Этих сил было бы совершенно достаточно, чтобы встретить 1-ю армию Куроки, имевшую всего только 36 батальонов и 9 эскадронов, с полной надеждой на решительный успех.
Нельзя допустить, что сосредоточение таких значительных сил на реке Ялу было сопряжено с огромными затруднениями вследствие отсутствия дорог в гористой местности к северу от этой реки. Большое число дорог проложено через эти горы в требуемом направлении, и необходимо было только заблаговременно привести эти дороги в надлежащее состояние, пригодное для движения войск и обозов, для чего имелось достаточно времени. Необходимо было только об этом подумать в самом начале военных действий и применить для этого труд хотя бы тех же тысяч китайцев, которые совершенно бесцельно работали над возведением укреплений около Ляояна.
Как бы то ни было, а все эти затруднения, вытекающие из условий местности, не идут конечно, в сравнение с теми, которые приходилось испытывать Суворову во время своего похода осенью 1799 года через С.-Готард и которые Суворов со своими войсками преодолел блестяще: хотя сам Куропаткин и не выдает себя за Суворова, всё же он вправе был ожидать, что его войска покажут себя достойными своих предков при одолении этих затруднений. Эти же трудности не были и больше тех, которые приходилось преодолевать японцам в Корее, где они в действительности имели одну только дорогу для движения всех родов войск.