Не было сомнения в том, пишет по поводу этих приказаний В. А., что отряд на Ялу должен принять и примет сражение. Позиция этого отряда была хорошо укреплена, хотя запрещено было устраивать сомкнутые укрепления; в то же время отряд был усилен значительными резервами и имел очень сильную кавалерию.
Что же, однако, сделал Куропаткин для того, чтобы воодушевить свои войска в предвидении первой встречи с неприятелем, чтобы внушить им доверие к себе и в свои силы и тем обеспечить успех предстоящего боя? Ведь это было крайне необходимо, чтобы встретить противника с надлежащей стойкостью и в порядке совершить отступление перед его натиском, если хотели предотвратить отступление в виде панического бегства, как это на самом деле случилось под Тюренченом.
Куропаткин оставался всё время в Ляояне, встречая приходившие батальоны со стереотипной, заученной фразой: «Надеюсь, братцы, что вы поработаете». Он верхом объезжал позиции под Ляояном; с той же целью ездил он в Мукден, чтобы выискивать в тылу «опорные пункты для укрепленных позиций», вёл переговоры с китайским губернатором, чтобы уладить враждебные отношения низших китайских властей и обеспечить их содействие в снабжение наших войск подводами, рабочими и всем необходимым для армии; он продолжал посылать ген. Засуличу неопределённые, расплывчатые приказания, которые плохо вязались с тактическим и стратегическим положением отряда… Если бы он сам отправился на Ялу и лично осмотрел положение войск и их позиции, то, может быть, не случилось того, что затем произошло… нет сомнения, что Скобелев, Суворов и Наполеон, как и другие настоящие «полководцы Божьей Милостью», поступили бы именно так.
Во всяком случай, для решения с честью той задачи, которая была поставлена Восточному отряду, требовались отборные войска и известный своей решительностью начальник.
Что касается первого требования, то войска на Ялу принадлежали к отборным в русской армии.
Правда, многие стрелковые части имели случайный состав и им недоставало необходимой спайки мирного времени; обе дивизии принадлежали различным корпусам; третьи батальоны, прибывшие для усиления полков, только что явились из Европейской России и принадлежали, правда, многочисленным и различным частям армии.
Зато эти стрелковые полки состояли сплошь из нижних чинов действительной службы, среди которых не было вовсе запасных; ещё в мирное время роты в стрелковых частях содержались в военном составе — по 100 рядов в роте; части и команды, которые были предназначены для формирования 9-й Восточносибирской стрелковой дивизии, были составлены из отборных людей, выделенных из действующих частей Европейской России; точно также из отборных нижних чинов, назначенных главным образом по их собственному желанию, формировались третьи батальоны стрелковых полков.
Таким образом основной материал, составлявший ядро пехоты, должен быть признан наилучшим, какой только мог быть получен в русской армии.
Точно также и конница состояла из казаков строевого разряда, призывного возраста Забайкальского казачьего войска, т. е. также из отборных, наилучшим образом подготовленных людей, особенно пригодных для службы на Манчжурском театре действий.
Сравнительно менее сплочённой надо признать организацию полевой артиллерии, потому что приданные стрелковым дивизиям артиллерийские бригады были сформированы на Дальнем Востоке только перед началом. войны. Но и в данном случае было сделано что возможно, чтобы ослабить вредную сторону новых формирований, потому что целые батареи ещё в мирное время содержались по военному составу, имея полное число людей и лошадей, содержа в полной запряжке все 8 орудий и все зарядные ящики.
Таким образом, если материальная часть войск может быть признана хорошей, то им недоставало только необходимой организационной сплоченности и взаимного доверия частей войск между собою, а также к их начальникам. Этот недостаток мог быть устранен только, если бы во главе Восточного отряда, составленного из упомянутых 3-й и 6-й Восточносибирских стрелковых дивизий и казаков Мищенко, был назначен начальник, известный своей энергией и деятельностью, личность которого могла бы внушить доверие своим войскам.
Выбор Куропаткина пал, как было упомянуто выше, на бывшего до того времени командиром 2-го Сибирского корпуса генерал-лейтенанта Засулича, который 8-го апреля был назначен начальником Восточного отряда. Это был наименее способный начальник, который мог быть выбран для выполнения трудной задачи, выпавшей на долю Восточного отряда. Сам ген. Засулич был не особенно обрадован этим назначением и, по-видимому, не возлагал никаких надежд на предстоящую роль своего отряда.
Один из критиков Куропаткина, В. А., повествует со слов ген. К.: «однажды, в апреле, я был приглашён:к командующему армией в Ляояне. Возле его вагона взад и вперед ходил ген. Засулич, с папиросой в зубах, мрачный и сосредоточенный. Я обратился к нему с вопросом: что вы здесь поделываете, Михаил Иванович? Видите ли, на меня возложили трудную задачу, за которую меня потом будут ругать. Куропаткин назначил меня начальником отряда на реке Ялу с приказанием, что я должен отступать оттуда с боем. Так что вся моя предстоящая деятельность, при всех обстоятельствах, будет непременно иметь характер поражения. Ведь если мне придётся отступать под натиском превосходных сил противника, то ввиду характера местности мой отряд неизбежно понесёт большие потери, а вся вина за эти потери, конечно, падёт на меня»…
Генерал был прав; но в то же время едва ли можно было ожидать успеха от действий такого начальника, который преисполнен боязни за ответственность и за то, что «ругать будут» за неудачу. Так что, в конце концов, и в данном случае причина неудач кроется не только в неясности или нерешительности свыше отданных приказаний, но также и в отсутствии самостоятельности и готовности принять на себя ответственность за свои действия со стороны исполнителя, — как мы видим это, впрочем, и в отношении большей части русских генералов на войне.
Наилучшая мера для воспитания самостоятельности войсковых начальников заключается в том, что каждый начальник при отдаче приказаний своему подчинённому должен поставить ему только цель, которую имеется в виду достигнуть и которая должна быть указана совершенно ясно, но достижение этой цели должно быть предоставлено самому исполнителю — настолько, насколько это соответствует его личным способностям.
Мера свободы действий, которая должна быть предоставлена исполнителю, определяется размерами и значением круга действий, который ему принадлежит по его служебной роли. В данном случае этот круг должен быть особенно обширным.
О положении выдвинутого далеко вперёд и изолированного Восточного отряда, который один находился лицом к лицу с неприятелем, в Ляояне ничего обстоятельного знать не могли. Но для продуктивной самостоятельности Восточного отряда недоставало необходимого условия — ясной, определённой директивы со стороны командующего армией и способности к самостоятельным действиям со стороны ген. Засулича.
Собственная нерешительность и видимая неспособность помощников делали то, что ген. Куропаткин, находясь в Ляояне, на расстоянии 200 километров от Ялу, и не будучи знакомым ни с характером местности, ни с положением Восточного отряда, каждый день донимал своих подчинённых многочисленными приказаниями, инструкциями, запросами, советами и замечаниями насчёт их деятельности, стараясь направлять все их мелочные действия настолько, что в конце концов начальство Восточного отряда не решалось на самые пустые передвижения части войск с места на место. Так, в донесении от 18-го апреля, ген. Кашталинский запрашивает штаб армии, может ли он передвинуть горную батарею из Фынхуанчена на левый фланг своей позиции у Шандохоку…
В своих приказаниях и запросах ген. Куропаткин задаёт ежедневно массу мелочных указаний: