Вопреки всем ошибкам в командовании войсками в этом бою, всё ещё нельзя было отчаиваться в благополучном исходе боя, в особенности потому, что в это время и ген. Гласко решился, наконец, вступить в дело, а победоносная атака левого русского фланга должна была неминуемо остановить обход 4-й и 5-й японских дивизий. Тем не менее, ген. Штакельберг решил около 12 ч. 30 м. дня отдать общий приказ о постепенном отступлении всех подчинённых ему войск по направлению на станцию Вандзелин.
Ген. Кондратович отправился к Штакельбергу, чтобы доложить ему о тяжёлом положении 33-го и 36-го стрелковых полков и об уничтожении 2-го батальона 36-го полка.
Во время этого доклада, который уже сам по себе вселил в ген. Штакельберга сомнение в благополучном исходе сражения, было получено тревожное донесение от ген. Самсонова. Дивизия ген. Самсонова в 11 ч. 30 м. утра прибыла к железной дороге в начале долины у Лунтьяху, и оттуда ген. Самсонов послал донесение в 11 ч. 45 м. такого содержания: «Японская пехота только что появилась на железной дороге между Цзяхозин и станцией Вафангоу».
Так как о силах противника ничего не говорилось в донесении, то нет ничего удивительного в том, что это известие очень встревожило ген. Штакельберга. Полководца с энергичным и решительным характером такое донесение, быть может, подвинуло бы к тому, чтобы искать решение в энергичном бою, но ген. Штакельберга это донесение заставило отказаться от всяких дальнейших попыток добиться успеха. Передача приказания об отступлении была произведена, по-видимому, недостаточно обдумано и нецелесообразно. Некоторые начальники получили это приказание лишь через несколько часов, после того, как они видели себя вынужденными к отступлению в силу обстоятельств, независимо от приказания об отступлении.
Необходимо заметить, что пехота, встреченная ген. Самсоновым наступающей на Лунтьяху, составляла всего только один батальон 19-й пехотной японской бригады, так что, казалось бы, дивизия Самсонова могла и собственными силами остановить движение этого батальона.
Решение ген. Штакельберга о начале отступления стало проводиться в исполнение прежде всего на центральном участке позиции. Дело в том, что, благодаря бездеятельности бригады ген. Гласко, японской артиллерии удалось сосредоточить весь свой огонь на батареях, расположенных по обе стороны железной дороги. Начало отступления было положено этими батареями, которые отошли на позицию между железной дорогой и р. Фучухе, но вскоре эта позиция стала поражаться фланговым огнём японцев справа, поэтому по приказанию ген. Мрозовского батареи направились на новые позиции к югу от Сизана; вместе с батареями следовали и прикрывавшие их роты. В это именно время было получено приказание ген. Штакельберга об общем отступлении.
Позиция 4-го Восточносибирского полка после отхода батарей была открыта с правого фланга и поражалась фланговым огнём, подвергаясь также и охвату со стороны японцев, наступавших по долине р. Фучухе; полк в то же время вообще не получал никаких приказаний, не считая первого приказания о занятии указанной ему позиции. Находившиеся около полка батареи были подчинены ген. Мрозовскому, который прислал им приказание об отступлении после того, как отступили батареи 9-й артиллерийской бригады. Приказание это, однако, несколько опоздало, потому что обе эти батареи оказались совершенно подавленными огнём более сильной японской артиллерии, которая переправилась через Фучухе на северный берег и оттуда засыпала эти батареи снарядами; пользуясь огнём своей артиллерии, японская пехота подошла к батареям на расстояние около 1000 шагов. Удалось поэтому из этих двух батарей вывезти только три орудия, остальные 13 орудий были оставлены на позиции и затем достались неприятелю.
Сильно страдая от артиллерийского огня японцев, 4-й Восточносибирский полк был не в состоянии дольше держаться на своей позиции. Командир полка не получил никакого приказания от ген. Мрозовского об отступлении войск среднего участка; такое приказание было дано только батареям, так что командир полка видел, что мимо него уходят батареи по неизвестной ему причине; с правой стороны его, по долине Фучухе, обходила неприятельская пехота, в то же время у Тафаншина появилась японская батарея, которая начала обстреливать позицию полка фланговым огнём; на северном гребне горного массива по обе стороны железной дороги также появилась японская артиллерия, которая открыла огонь. Одновременно с этим и японская пехота продвигалась перед фронтом полка всё ближе и ближе.
Ввиду этих обстоятельств 4-й Восточносибирский стрелковый полк начал отступление около 1 ч. дня, ещё до того времени, как было получено приказание ген. Штакельберга об отступлении. Отступление полка происходило при ужасной жаре, в горной местности, в полном беспорядке и при значительных потерях; много отставших, а также и командир полка попали в плен.
К счастью русских, японцы не воспользовались беспорядочным отступлением 4-го полка, преследуя который противник мог вполне прорвать центр русского расположения. Дело в том, что японцам самим недоставало свежих резервов, войска были сильно утомлены и, наконец, разразившаяся сильная гроза помешала японцам энергично преследовать отступающего противника.
Необходимо заметить, что тактически сражение у Вафангоу разрешилось, в конце концов, не охватом правого фланга русской позиции, а прорывом её центра. Отступление 4-го полка имело последствием то, что и ген. Гернгросс оказался, в свою очередь, вынужденным также начать отступление в 1 ч. 30 м. дня, как раз в то время, когда бригада ген. Гласко начала, наконец, свою атаку. Так как японцы уже владели высотами у Лушагоу, то некоторые части войск вынуждены были с большими потерями пробиваться через занятые неприятелем высоты, другие же части войск должны были отступить в северо-западном направлении. Приказание об отступлении от ген. Штакельберга и здесь опоздало: оно получено было тогда, когда полки ген. Гернгросса прибыли уже в Цуитзятунь.
Отступление остальных войск 1-го Сибирского корпуса совершилось в сравнительном порядке, благодаря вялому преследованию со стороны японцев, ввиду их полгой усталости. Вследствие этого войскам ген. Штакельберга удалось занять последовательно три позиции: сначала к югу, потом к северу от станции Вафангоу и, наконец, у Цзяхозин.
Против батальона японской пехоты, наступавшего на Лунтьяху, развернулась около 12 ч. дня кавалерия ген. Самсонова, к которой вскоре присоединились также 3-й и 4-й батальона 9-го Сибирского полка, прибывшие по железной дороге и направленные тотчас же для встречи обходящего противника; пользуясь этим, кавалерия ген. Самсонова отступила в северо-западном направлении на Хова и Сунтьятунь. Кроме того, по приказанию ген. Штакельберга, для встречи обходящих японцев были направлены также 1-й и 2-й батальоны 9-го полка, которые двинулись от Лунтьяху по лощине. Таким образом, против обходящего одногобатальона японской пехоты было направлено четыребатальона русских, и, тем не менее, бригадный командир ген. Шилейко доносил, что батальоны Тобольского полка «сильно теснимы японцами». Потери полка простирались при этом не свыше 2-х офицеров и 47 нижних чинов…
От отступившей на север конницы ген. Самсонова опять было получено крайне тревожное и на этот раз совершенно неосновательное донесение, что лощина от Хова в пяти километрах к северу от Вафангоу занята японцами, что 8-й Сибирский казачий полк подвергся стрелковому огню из этой лощины. Трудно сказать, откуда ген. Самсонов подчерпнул такое сведение, которое со стороны ген. Штакельберга должно было вызвать весьма серьёзные меры.
Мы видим, таким образом, что с самого наступления ген. Штакельберга на юг до окончания этих наступательных действий у Вафангоу многочисленная русская конница не принесла начальнику отряда никакой существенной пользы. При разведывательной службе она не замечала как раз того, что представлялось в данную минуту наиболее важным, а то, о чём она доносила, отличалось всегда неясностью, преувеличенностью или же оказывалось совершенно ложным. Наконец, во время боя на поле сражения она проявляла полнейшую бездеятельность.