С отражением последнего штурма против отряда ген. Огановского кончился бой у Ташичао 24-го июля. Японцы видели полную бесполезность своих атак и отказались от дальнейших попыток их повторения.
Это успешное отражение японских атак, повторявшихся в течение двухдневного боя, досталось русским сравнительно дешёвой ценой: 1-й Сибирский корпус потерял убитыми 20 человек, а ранеными — 8 офицеров и 122 нижних чина: из числа этих потерь на долю двух артиллерийских бригад, подвергшихся особенно сильному огню превосходной числом японской артиллерии, приходится 1 убитый и 2 офицера и 40 нижних чинов ранеными. В 4-м Сибирском корпусе потери были больше и составляли убитыми 7 офицеров и 241 нижний чин, а ранеными — 25 офицеров и 603 нижних чина. Все эти потери приходятся исключительно на долю отрядов ген. Огановского и ген. Шилейко. Вся же конница из 50 эскадронов и сотен со своей артиллерией потеряла за два дня боя всего лишь двух человек убитыми, 4 офицера и 20 нижних чинов ранеными[ 6 4].
Участвовали в этом бою со стороны русских всего лишь 14 батальонов (из общего числа в 45) и 13 батарей. Пехота 1-го Сибирского корпуса оставалась на своей позиции, не тревожимая неприятелем, а из общего резерва 4-го Сибирского корпуса 14 батальонов остались совершенно нетронутыми; точно так же и конница ничем не проявила своей деятельности в бою. В общем, оставалось ещё не мало свежих войск с русской стороны для продолжения боя.
В этом бою 24-го июля русские одержали тактический успех, но только в пассивном отражении атаки. Этот успех был бы несравненно значительнее, если бы предполагавшаяся в полдень встречная атака была произведена со всеми силами, — если бы начальники были воодушевлены жаждой деятельности и наступательным импульсом. Во всяком случае, не было никаких оснований сомневаться в дальнейшей успешной обороне позиции. Потери этого боя были далеко ниже того морального подъёма, который принесло это успешное отражение атаки, — этот первый успех. «Дух войск превосходен, на позиции слышны смех и шутки», — говорится в истории русского генерального штаба при описании этого боя.
Несмотря на такое благоприятное положение вещей, ген. Зарубаев всё же никак не мог решиться продолжать бой на следующий день и сделал распоряжение, чтобы с наступлением темноты начать отход на Хайчен…
После последнего штурма японцев в 10 часов вечера бой совершенно затих на всём фронте перед участком ген. Огановского, как и по всему протяжению позиции; японцы отступили за гребень гор. С русской стороны приступили к погребению убитых, а затем около полуночи, незаметно для японцев, началось отступление на Хайчен. Очищение русской позиции выяснилось для японцев только около полудня следующего дня, когда направленный против позиции артиллерийский огонь японцев оставался без ответа. 25-го числа японцы заняли позицию у Ташичао.
В своём решении об очищении позиции у Ташичао ген. Зарубаев руководствовался полученной им от командующего армией директивой. По дословному значению этой директивы ген. Зарубаев, пожалуй, поступил правильно, но начальник деятельный, воспитанный в духе инициативы, обязательно взял бы в данном случае что-нибудь на собственную ответственность, потому что этого требовала вся обстановка боя, который, при продолжении его, мог бы легко повести к важной цели — к поражению противника.
Между тем, этой цели совершенно не соответствовало отступление на Хайчен, сдача сильно укреплённой позиции у Ташичао, а вместе с тем — и важного порта Инкоу. Правда и то, что в этом решении ген. Зарубаева поощрял также недостаток энергии со стороны ген. Штакельберга, на деятельную помощь которого, по-видимому, трудно было рассчитывать в случае продолжения боя.
Далее, ген. Зарубаев, как видно из телеграммы на имя командующего армией, обосновывает своё отступление от Ташичао тем, что «выясняется наступление неприятельских сил со стороны Далинского перевала». Действительно, командующий 2-м Сибирским корпусом генерал-лейтенант Засулич телеграфировал ген. Зарубаеву около полудня 24-го июля, что японцы начали около 10 часов своё наступление от перевалов Панлин и Далин на Симучен и что передовые отряды 2-го корпуса отступают на их главные позиции.
Несмотря на то, что со стороны упомянутых перевалов действия японцев, начатые 4-й армией, имели только демонстративный характер, — несмотря на то, что войск 2-го Сибирского корпуса, имевшихся у Симучена (31 батальон, 72 орудия), а также и резерва у Хайчена (16 батальонов и 126 орудий) было совершенно достаточно, чтобы отразить даже и серьёзные атаки со стороны 4-й армии, которая могла направить против Хайчена всего лишь 18 батальонов, тем не менее указанного сообщения ген. Засулича было достаточно, чтобы вызвать опасение ген. Зарубаева относительно безопасности его пути отступления.
Наместник в своей телеграмме в Петербург относительно боя у Ташичао доносил, что ни ход сражения, ни общая обстановка отнюдь не вызывали необходимости отступления, и прибавляет затем: «Кроме того, это очищение нашей позиции у Ташичао дало право японцам видеть в этом для себя большую победу, а нас лишило порта Инкоу, что представляет собою событие, весьма важное в политическом и экономическом отношениях».
Но мало того, что японцы занятие позиции у Ташичао считали одержанной ими победой, ещё важнее то, что в русских войсках постепенно крепло убеждение, что все приносимые жертвы пропадают даром, что всё кончается отступлением. А это было всего хуже.
Какая польза была храбрым батальонам 4-го Сибирского корпуса, упорно отстаивавшим свою позицию между Лянтцюншаем и Нандалином, сумевшим четыре раза отразить кровопролитные рукопашные схватки превосходного численностью противника, когда они не могли видеть успеха своих трудов, когда они при всём своём самопожертвовании не могли избежать всеобщего «назад»! Разве можно их упрекнуть в каком-нибудь отсутствии стремления вперёд для решительной схватки с противником?!
В своём донесении в Петербург ген. Куропаткин, до некоторой степени, оправдывал решение ген. Зарубаева об очищении позиции у Ташичао, но впоследствии в своём отчёте он приводит этот бой как доказательство несостоятельности своих помощников и говорит следующее:
«Ген. Зарубаев имел против армии Оку свыше 48 батальонов 1-го и 4-го Сибирских корпусов. После горячего боя на левом фланге, где войска наши дрались в штыки, удалось нам отстоять позицию, тем не менее вечером войска предприняли отступление на Хайчен по распоряжению командующего войсками ген. Зарубаева. Бой вёлся без особого упорства. Общие потери 1-го Сибирского корпуса составляли всего лишь около 100 человек. В резерве оставалось 14 батальонов совершенно нетронутыми, и всё же войска начали отступление, опасаясь обхода своего левого фланга».
Всё это совершенно верно, но ген. Куропаткин всего менее имеет право на подобную критику, потому что он постоянно внушал своим помощникам никоим образом не ввязываться в бой с превосходными силами противника; своими постоянными колебаниями и нерешительностью он подорвал энергию даже у такого несомненно энергичного генерала, как Зарубаев, и, таким образом, сам ген. Куропаткин является основной причиной неправильного отступления от Ташичао.
Из этого видно, что и в данном случае японцы своим успехом обязаны не своему искусству ведения войны, а крайней нерешительности своих противников.
Ген. Куропаткин, со своей стороны, необходимость отступления на Хайчен обосновывал желанием сконцентрировать войска южной группы, что по его мнению должно было обеспечить поражение противника и переход к наступательным действиям. В действительности, однако, эта воображаемая выгода отнюдь не была куплена ценою оставления позиции у Ташичао и потерей Инкоу.
Слабо преследуемый противником ген. Зарубаев прибыл 27-го июля с главными силами обоих корпусов в район Хайчена; в то же время арьергарды расположились на расстоянии 8 км от города по обе стороны железной дороги. Узнав об очищении позиции у Ташичао, находившийся на крайнем левом фланге армии (при войсках 10-го корпуса) командующий армией отказался от предполагавшегося там наступления левым флангом и поспешил к войскам южной группы. Он не согласен был с этим отступлением (хотя оно вполне соответствовало данным им указаниям) ввиду того, что оставленный им, вопреки его первоначальному намерению, у Симучена 2-й Сибирский корпус мог подвергнуться ударам в тыл.