Едва ли есть необходимость доказывать, что вся артиллерия, несомненно, могла быть отлично размещена на позиции и своим участием в бою могла бы сыграть решающую роль в исходе боя, потому что даже эти немногие батареи, которые были выставлены на позиции, благодаря своему возвышенному положению наносили большие потери японской артиллерии и пехоте, действовавшим в долине внизу.
Таким образом. недостаток решимости и вечные опасения ответственности среди русских начальников привели к тому, что на позицию у Лавуана японцам были противопоставлены только 12 батальонов и 32 орудия вместо имевшихся тут же 24 батальонов и 68 орудий. Получилось соотношение сил в бою, более выгодное для японцев, чем для русских. Мало того, войска 6-й Восточносибирской стрелковой дивизии также не были одновременно употреблены для обороны позиции. Эта последняя состояла собственно из двух укрепленных линий: передовая, на западном берегу Лянхе, тянулась между Теншуидзан и Кьюдяпуза; вторая линия была устроена на горном хребте около Янзелинского перевала. В таком устройстве позиции, по утверждению истории русского генерального штаба, получилось недоразумение, заключавшееся в том, что до 31-го июля, когда разразился бой, «не был выяснен вопрос, считать ли главной позицию на Лянхе — в таком случае позиция у перевала явилась бы тыловой, или же эта последняя должна была обороняться как главная, а позицию на Лянхе считать передовой»[ 7 9].
В конце концов решили в день боя упорно оборонять позицию на Лянхе, тем более, что все артиллерийские позиции находились перед перевалом. Но само существование второй позиции в тылу должно было, до некоторой степени, поколебать стойкость обороны позиции на Лянхе, потому что — к чему же было укреплять позицию в тылу, даже занятую уже войсками, если не имеется в виду оборонять её? Таким образом, вторая позиция у перевала скрывала в себе притягательную силу в отношении войск, оборонявших позицию на Лянхе, которая оказалась тем сильнее, что войска в бою были оставлены без поддержки.
Мы видим таким образом, что проклятие отступательной стратеги Куропаткина погубило также и тактическую стойкость войск: так как постоянные отступления подорвали в войсках всякое доверие к себе, веру в возможность победы, сломили всякое проявление сильной воли и решимости, то оставалось одно: возводить одну позицию за другой, которые не только послужили могилой для всякого стремления к наступательным действиям, но парализовали даже стойкость войск и в пассивной обороне позиции, потому что войска знали, что в тылу каждой позиции заранее уже подготовлена и укреплена другая, так что начальством уже предусмотрена возможность и необходимость отступления на другую позицию, знали, что это до некоторой степени одобряется.
Оборона позиции на Лянхе легла всецело на 2-й стрелковый полк, оборонявший правофланговый участок между Кьюдяпуза и Ямолинза, и на 23-й стрелковый полк, занимавший позицию по обе стороны этапной дороги Тавуан — Ляндясань. На артиллерийской позиции было 28 орудий. Уступом позади правого фланга заняли позиции 6 рот 22-го полка, которые до некоторой степени образовали собою загнутый фланг второй позиции у перевала. Эта последняя была занята 1-м батальоном 24-го полка, за которым был расположен дивизионный резерв из 3½ батальонов 22-го и 24-го полков.
Командиры 21-го и 23-го полков, находившихся в боевой линии, совершенно различно понимали свою задачу. Для 21-го полка 31-е июля было днём чести: ген. Куроки направил всю свою гвардейскую дивизию для атаки правофлангового участка, оборонявшегося этим полком, причём 1-я гвардейская бригада ген. Асада должна была охватить правый фланг; но все яростные атаки японцев, доходивших до 100 метров от русских стрелковых окопов, разбились о непоколебимую стойкость стрелков и прекрасно направленный огонь 1½ батарей[ 8 0]. Охват правого фланга совершенно не удался, потому что 2-й гвардейский полк натолкнулся на огонь рот 22-го стрелкового полка и ограничился перестрелкой; наконец, вся атака японской гвардии постепенно ослаблялась и остановилась.
Положение оказалось очень выгодным для производства со стороны русских встречной атаки, как это правильно доказывает один из участников боя — капитан Свечин. Но благоприятная минута для производства встречной атаки была упущена, вместе с тем начались всевозможные «недоразумения», как увидим ниже.
Построив свой план атаки позиции на охвате правого фланга, ген. Куроки вёл против левого фланга русской позиции сдержанный бой, но когда он увидел, что охват гвардейской дивизией правого фланга не удался, он решил вести атаку и охват против левого фланга. Но ещё раньше, чем он успел осуществить этот новый план атаки, с 23-м стрелковым полком начались разные недоразумения, источником которых было отсутствие решимости у начальника. Правда и на этом фланге стрелки получили приказание «упорно оборонять» свою позицию, но во всём прочем им были даны указания только на случай отступления.
Ещё до полудня 2 роты этого полка оставили уже свои стрелковые окопы севернее Тавуана без всяких уважительных причин и исчезли где-то позади 3-й батареи 6-й бригады. В 12½ часов командир 23-го стрелкового полка полковник Громов послал донесение в штаб дивизии через одного пехотинца, что стрелковые окопы западнее Тавуана у Корейской башни заняты японцами, что 3-я батарея поражается фланговым огнём и поэтому было бы своевременно убрать артиллерию и отправить её за перевал. Вскоре после того полковник Громов послал другое донесение через конного ординарца, что стрелковые окопы снова заняты русскими стрелками и что полк будет держаться; это второе донесение прибыло в штаб дивизии раньше первого и вызвало удовольствие начальника дивизии.
Далее случилось следующее недоразумение: так как на правом фланге, на участке 22-го стрелкового полка, обнаружилась необходимость иметь артиллерию, то были взяты 2 орудия от расположенной на левом фланге 3-й батареи 6-й бригады, несмотря на то, что 36 орудий оставались в полной бездеятельности в артиллерийском резерве. Обстоятельство это произвело невыгодное впечатление на войска: среди пехоты пошли разные толки по случаю ухода орудий, так как видели в этом уже подготовку к отступлению.
Для полноты злоключений случилось так, что донесение полковника Громова с его опасениями относительно артиллерии было получено в чрезвычайно критическую минуту. Дело в том, что граф Келлер весь этот день постоянно показывался в передовых линиях, считая своей обязанностью лично появляться в наиболее опасных местах; около 2 часов дня он со всем своим штабом находился около полубатареи 3-й батареи, которая как раз в это время подверглась наиболее сильному огню японцев. В то время когда граф Келлер проходил вдоль орудий, около него разорвалась шрапнель, из которой сорок пуль попали непосредственно в него, и он был убит наповал.
В эту-то минуту было получено упомянутое выше запоздавшее донесение полковника Громова. Ввиду тяжелого впечатления, получившегося от смерти графа Келлера, полковнику Волкову было предоставлено право своевременно отправить артиллерию в резерв. После получения упомянутого выше приказания полковник Волков распорядился в 3 часа пополудни отправить 3-ю батарею в резерв. Даже трудно проследить отдельные эпизоды боя.
Охват 3-й японской бригады не встретил сопротивления: 1-й и 3-й батальоны 23-го стрелкового полка почти без боя и без потерь отступили к северу от этапной дороги. 2-й батальон этого полка продолжал ещё некоторое время обороняться южнее дороги; 4-я батарея при своём отъезде должна была бросить два орудия[ 8 1].
К 6-ти часам вечера Тавуан и все русские стрелковые окопы по обе стороны этапной дороги были в руках японцев. Положение 21-го стрелкового полка оказалось после этого очень затруднительным. Когда ген. Кричинский узнал об отступлении 23-го полка, он приказал командиру 24-го стрелкового полка с 7-ю ротами его полка, находившимися в резерве, и со 2-м батальоном 23-го полка атаковать и снова занять позицию, оставленную 23-м полком.