По словам русской истории генерального штаба, «попытка эта не удалась», но позволительно сомневаться, была ли вообще произведена эта попытка, потому что все потери 24-го стрелкового полка в день 31-го июля составляли всего только один раненный нижний чин и один офицер, пропавший без вести. Тем не менее, 21-й стрелковый полк всё ещё продолжал держаться. Какой успех и после того могли бы одержать русские, если бы они притянули к месту боя все войска 3-й Восточносибирской стрелковой дивизии и двинулись со всеми силами в атаку на обходящие войска японцев!…
Около 7 часов вечера начальник 3-й Восточносибирской стрелковой дивизии ген. Кашталинский, которому после смерти графа Келлера командующий армией по телеграфу вверил командование Восточным отрядом, появился на поле сражения и принял решение двинуться на японцев встречной атакой, но было уже слишком поздно, в особенности потому, что и после всего медлили ещё с производством этой атаки.
По-видимому, ген. Кашталинский не решался брать на себя ответственность за исход атаки и предпочёл спросить разрешение командующего армией; около полуночи была получена ответная телеграмма, в которой ген. Куропаткин не одобрял «быстрое израсходование резервов» ввиду того, что «направление неприятельской атаки ещё не вполне выяснилось». Получилась обычная история: русские начальники никак не решались ввести в дело последние силы, чтобы одержать победу.
Подражая славным образцам, ген. Кашталинский также счёл необходимым собрать «военный совет», на котором было решено отступить на укреплённую позицию у Ляндясаня.
Вполне ясную картину этого боя мы получаем из итогов потерь, понесённых русскими войсками. Храбрый 21-й стрелковый полк потерял при успешной обороне своей позиции 6 офицеров и 258 нижних чинов; 8-й стрелковый полк покинул свою позицию после потери 1 офицера и 70 нижних чинов; 22-й стрелковый полк, от которого только 4 роты приняли участие в отражении охвата, предпринятого 2-м гвардейским пехотным полком, потерял 1 офицера и 26 нижних чинов, а 24-й стрелковый полк, который почти никакого участия в бою не принял, потерял 1 офицера и 1 нижнего чина, все 4 батареи вместе потеряли б офицеров и 26 нижних чинов. Мы видим, таким образом, что за исключением 21-го стрелкового полка и артиллерии все прочие войска не проявили особого рвения, чтобы вырвать победу из рук противника.
8-го августа Восточный отряд закончил занятие позиции у Ляндясаня. В этом новом поражении войска Восточного отряда не только понесли потери физические и моральные, но лишились также и своего вождя, который, несмотря на некоторые ошибки в командовании войсками, отличался безусловной храбростью, благородными порывами и являлся одним из лучших генералов русской армии; под лучшим и более целесообразным руководством командующего армией возможно было бы лучшим образом использовать воодушевлявшие графа Келлера инициативу и жажду деятельности.
Бои на перевалах Юшулин и Пиенлин 31-го июля 1904 года
В то время, когда японская гвардия и одна бригада 2-й дивизии вели бой с русским Восточным отрядом у Тавуана, 12-й дивизии армии Куроки удалось одержать победу над 10-м армейским корпусом, атаковав перевалы Юшулин и Пиенлин. Как известно, войска этого корпуса, за исключением 2-й бригады 31-й дивизии, после неудачи отряда ген. Гершельмана у Сихояна были сосредоточены у Гудзядзы по дороге из Ляояна в Сихоян, где, наконец, были объединены под командой своего командира корпуса ген. Случевского. Из других войск к корпусу были прикомандированы 1-й Аргунский казачий полк и только что прибывший с Кавказа Терско-Кубанский конный полк и 1 горная батарея в 7 орудий. Общая численность корпуса достигла 24 батальонов, 18 сотен и 95 орудий.
Как мы это видели выше при описании событий на южном фронте, незадолго до боя у Ташичао, по настоянию наместника ген. Куропаткин решил перейти в наступление против армии Куроки с имевшимся на восточном фронте корпусом, усиленным 17-м корпусом, сосредоточенным у Ляояна. 23-го июля ген. Куропаткин прибыл в Тундьяпу, в район расположения 10-го корпуса.
Здесь главные силы корпуса работали над укреплением позиции на высотах левого западного берега реки Лянхе; эта позиция носила название главной или 2-й авангардной позиции, тогда как одна бригада, выдвинутая как передовой отряд, занимала 1-ю авангардную позицию на перевале Юшулин.
Как только ген. Куропаткин прибыл к войскам 10-го корпуса, у него сейчас же составилось убеждение, что «войска восточной группы недостаточно сильны для наступления и недостаточно подготовлены для действий в горах».
Что касается соотношения сил, то, располагая здесь 3 корпусами (Восточный отряд, 10-й и 17-й корпуса) в составе свыше 88 батальонов, ген. Куропаткин вполне должен был надеяться на успех против 38 батальонов армии Куроки. Что же касается недостаточной подготовки войск 10-го корпуса для действий в горах, то это было, конечно, прискорбно, но помочь этому недостатку было уже слишком поздно[ 8 2].
Ген. Куропаткин, однако, придерживался совершенно иного мнения: он считал, что имеет в своём распоряжении достаточно времени и терпения, и начал самолично упражнять войска 10-го корпуса у Тундьяпу и Гудзядзы, обучая их лазанию по горам и штурму высот.
Пока командующий армией с рвением отдался здесь обязанностям ротного командира, корпус ген. Зарубаева, как известно, потерпел поражение от 2-й японской армии у Ташичао и вынужден был отступить в Хайчен.
Получение этого известия должно было послужить для ген. Куропаткина побудительной причиной не медлить дольше с предполагаемым наступлением и двинуться со всеми силами против армии Куроки для того, чтобы уравновесить нанесённое японцами поражение и, отбросив 1-ю армию японцев, заставить остальные армии приостановить своё наступление.
Такое смелое решение, однако, совершенно не вязалось с характером ген. Куропаткина: для него полученное донесение об очищении позиций у Ташичао послужило только предлогом отказаться вовсе от предполагаемого наступления с войсками восточного фронта. Он сейчас же покинул войска 10-го корпуса и поспешил к войскам южного фронта.
При всём том ген. Куропаткин дал войскам 10-го корпуса некоторую наступательную задачу. Опасаясь, что японцы у Сихояна оставят только слабое прикрытие, а со всеми сосредоточенными там своими силами двинутся через Бенсиху по направлению на Ляоян или даже прямо на Мукден в тыл русской армии, ген. Куропаткин счёл необходимым двинуть 10-й корпус для атаки Сихояна с целью приостановить упомянутое угрожающее наступление японцев. В действительности же эти последние вовсе и не думали о таких далёких наступательных предприятиях; они скорее были озабочены уничтожением стоявшей против них живой неприятельской силы и с этой целью сосредоточивали сюда все свои войска.
Наступление 10-го корпуса против Сихояна в конце июля 1904 года представляло собою настоящую пародию наступательной операции и нагляднейшим образом показало всю неспособность русских начальников к активным предприятий — в ещё большей степени, чем наступление корпуса ген. Штакельберга у Вафангоу или атака Восточного отряда против Мотиенлинского перевала.
Необходимо заместить, что прежде всего ген. Случевский сам всего менее соответствовал выполнению такого поручения, требовавшего энергичных действий. Я уже дал выше, в 4-й главе, краткую характеристику этого генерала. Строго говоря, с точки зрения общечеловеческой, этот старик представлял собою совершенно безупречную личность, но он абсолютно не соответствовал роли генерала, командующего мобилизованным корпусом.
Мы видим тут ещё лишнее доказательство, что при выборе и назначении начальников на высшие должности не должно быть места соображениям личного характера, которые ведут только к гибели вверяемых войск. Не говоря уже о том, что ген. Случевский физически не соответствовал своей должности, так как верхом он мог ехать только шагом, а когда требовалось поторопиться, то он оказывался вынужденным пересесть в привезённый из Харькова удобный экипаж, что не могло производить ободряющего впечатления на войска, — ему в особенности свойственен был недостаток прилипать к позициям, которым так страдали другие русские начальники: дело в том, что ген. Случевский всю свою службу провёл в инженерных войсках, пехотной дивизией никогда не командовал и поэтому питал особенную слабость ко всяким укреплённым позициям, будучи неспособным к самостоятельному командованию войсками всех родов оружия.