Грета молчала.
— Поговаривают, ты знаешь тайные ходы под стенами. Это так?
Грета молчала.
— Хочешь, чтобы я тебя пытал? Хм, это моё любимое занятие. Могу растянуть на неделю, ты всё видела. Правда, держать лампу теперь некому, из братьев ни один больше получаса не выстаивает. Святая Мария, когда тебя казнят, кто мне будет держать лампу?!
Грета молчала.
— Ладно, — сдался Конрад, — расскажи, зачем ты пришла в Орден: смущать братьев, попирать Устав, издеваться над законами, данными Господом?
— Нет. — Грета нахмурилась. Скулы стали резче от гнева, пламя факела не просто отражалось в зрачках — оно готово было полыхнуть и сжечь дотла даже сырые кирпичи.
Наконец хоть какая-то эмоция! А то кажется, будто эта девушка сделана из гранита.
— Я должна была. Чудо, из-за него всё.
— Какое чудо?
— Отец всегда мечтал, — начала она звонко, — чтобы его сын вступил в Тевтонский орден. Как только родился мой старший брат, Генрих, семья начала собирать рекомендательные письма, выправлять бумаги о родословной. Рыцарем Ордена не может стать дворянин, не имеющий четырёх знатных колен. У нас — больше восьми.
Бум! От мощного удара с потолка посыпался песок. Даже здесь, в подземелье, грохотали ядра — поляки снова обстреливали осаждённый замок из пушек. Хоть пороховой вони не слышно, и то хорошо.
— Брата учили обращаться с копьём и мечом, — продолжала Грета, косясь на покатые своды. — Я пряталась, смотрела, потом повторяла с палками. Отец заставил нас наизусть выучить Писание и труды блаженных старцев. Но Генрих, беспутная скотина, сбежал в ночь, когда ему исполнилось четырнадцать. Всё из-за обетов целомудрия и послушания, которые ему пришлось бы давать при вступлении в Орден. Говорят, связался с какой-то блудницей. Отец заболел. В бреду он признался, что обещал Деве Марии отправить своего отпрыска на служение ей, в благодарность за спасение.
— Спасение?
— Да. Отец лежал на турнирном поле, на песке, и кровь заливала глаза. Он помолился Пресвятой, и вдруг явилось чудо: тучи разошлись, заструился свет. Поверженный вскочил и проткнул противника мечом. Я долго убеждала отца, что Деве Марии не важен пол того, кто будет служить ей. Потом поехала в Пруссию вместо брата, с его бумагами.
— Сколько лет тебе было?
— Тогда ещё не исполнилось двенадцати. Но клятву[2] я давала с чистым сердцем: пять ответов «да», пять «нет». Ни в чём я не наврала перед алтарём и перед Богом невиновна!
Взгляд Греты пылал истовым огнём верующего. Слуга Креста, достойный ионитов[3]! Правда, не того пола. Но, может, у неё и получится.
Бум! Бум! Удары слышались совсем близко. Как бы не завалило.
— Вот что… — Комтур встал перед пленницей. — В соседней камере — пятеро кнехтов, которые тебя секли. Они не выйдут отсюда, и никто не узнает о нашем позоре, если ты сделаешь одну вещь.
Он взял девушку за подбородок, повернул лицо вправо, влево. Было бы забавно выбить из этой каменной статуи вопли и мольбы о смерти. Но — слишком уж хороший материал, жаль портить. Конрад со вздохом опустил руку и сказал:
— Великий Магистр приказал доставить очень важное письмо в Данциг. Письмо поручено отцу Антонио, с ним пойдут пятеро братьев. Ты проведёшь всех тайными ходами. Оно не должно попасть ни к шляхтичам[4], ни к литовцам, ни к татарам. Если вам будет угрожать плен, следует сжечь письмо и убить посланника. Всё понятно?
— Аве. План туннеля под рекой Ногат я видела в одном свитке, если ход не засыпан…
— Не сомневаюсь, ты его найдёшь, — перебил комтур. Канонада наверху прекратилась. — Ступай, снаряжение возьмёшь в малой оружейной, вот ключ. Отправляетесь сегодня же.
Конрад открыл дверь и мотнул головой Грете, чтоб выходила. Но когда она согнулась перед притолокой, схватил за плечо:
— И ещё. Если ты попытаешься сбежать в городе или письмо попадёт к врагам, или попадёт к ним отец Антонио — на весь твой род ляжет позор. Кнехты пока побудут здесь. Возвращайся.
Грета кивнула и вышла в коридор, освещённый факелами. Она с изумлением глянула на тяжёлый кованый ключ. Её выпустили? Так просто? Совсем это не похоже на старого палача. Явно какой-то подвох.
___________________________________________
[1] Кнехт — вооруженный простолюдин, ополченец.
[2] Устав Тевтонского ордена не предусматривал иных условий при приеме, кроме минимального возраста кандидата, четырнадцать лет, и способности его, не покривив душой, пять раз ответить «нет» на вопросы: не являешься ли ты членом другого ордена? Не женат ли ты? Нет ли у тебя скрытых физических недостатков? Не должник ли ты? Не крепостной ли ты? И пять раз «да»: готов ли ты сражаться в Палестине? Готов ли ты сражаться в других странах? Готов ли ты заботиться о недужных? Готов ли ты по приказу выполнять то, что умеешь? Готов ли ты соблюдать Устав Ордена? В случае удовлетворительных ответов вступающий в братство приносил клятву-обет: «Я, такой-то, приношу обет и обещаю блюсти невинность, отказаться от собственности, быть послушным Богу и благой Деве Марии и тебе, брат такой-то, магистр Тевтонского ордена, до самой смерти».