Скины перестраивались на ходу. Вперед выдвигалась ударная группа из амбалов-штурмовиков, завалить которых будет ой как не просто. Бритоголовые качки образовали подобие клина, выискивая перед атакой уязвимое место в сплошной стене омоновских щитов.
«„Свиньей“ идут, — усмехнулся Бурцев. — Тевтоны — они и в Африке тевтоны». Но вообще-то сейчас было не до шуток. Если скиновский клин пробьет брешь, с ним уже не совладать.
Головы штурмовиков защищали мотоциклетные шлемы и строительные каски. Некоторые нацепили на себя хоккейные щитки — тоже неплохая защита от резиновой дубинки. Чем вооружены задние шеренги — не разглядеть. Наверное, там к бою уже готовятся команды метателей. Если с камнями-кирпичами — не так страшно, а если опять полетят бутылки с зажигательной смесью? Бурцев мельком взглянул на командира. Пацаев был сам не свой.
Ну, еще бы! Это тебе, майор, не демонстрации коммунистов и «несогласных» разгонять. Тут заварушка посерьезнее будет. И удастся ли справиться без оружия с тевтонами — большой вопрос.
Почти все пространство перед парком заволокло густым дымом от горящих машин. По милицейской цепи пробежала дрожь. Монолитная стена омоновских щитов зашевелилась.
Не дойдя двух десятков метров до оцепления, толпа остановилась. Неужто обойдется?
Не обошлось.
Первый камень, вылетевший из дымовой пелены, упал неподалеку от Пацаева. Грохнул взрыв, и майор с перебитыми ногами рухнул на асфальт. Матюгальник откатился в кусты. Рядом повалились еще два бойца ОМОНа.
Так, это не камень?! Граната? Вряд ли. Тогда осколками выкосило бы, как минимум, отделение, да и самим скинам тоже досталось бы.
Еще один снаряд вылетел из толпы. Еще взрыв… И опять люди падают, словно кегли… Самодельные бомбы!
Пацаев, которого вместе с другими ранеными ребята пытались оттащить подальше, кричал и матерился. Да, скины умели воевать, раз первым делом вывели из строя майора. Толковая, блин, пошла нынче молодежь.
Омоновцы, оставшись без командира, отступали. Еще немного — и строй сломается окончательно. Кто-то пальнул из обреза. В самом центре оцепления упал навзничь еще один человек с щитом и резиновой дубинкой. Ударопрочное прозрачное забрало «Ската», рассчитанное на кирпичи и палки, не выдержав прямого попадания картечи, разлетелось вдребезги. Лицо под разбитым забралом превратилось в кровавую кашу.
Еще выстрел. Мать вашу! По бронникам, сволочи, не стреляют. Знают, что толку будет мало. Зато, вон, сразу двоим омоновцам изрешетило ноги.
Острие скиновского клина нацелилось в образовавшуюся брешь.
— Мужики, стоим! — заорал во всю силу легких Бурцев. — Сто-им!
Вовремя закричал: дрогнувшая было цепь сомкнула щиты. И тут же в них ударила бритоголовая толпа. Стена щитов прогнулась, но сдержала первый натиск: тевтонская «свинья» разбилась о преграду, остановилась и… И стала медленно пятиться обратно!
Бурцев без устали лупил дубинкой — по строительным каскам, мотоциклетным шлемам, бритым головам, по плечам и рукам противника. Тех, кто оказывался слишком близко, просто сшибал щитом, добавлял ногой в голову… Тяжелым берцем — как те трое, что топтали девчонку, только сильнее и профессиональнее. Перешагивая через распластанные тела, шел дальше. Рядом слажено работали дубинками ребята из его отделения.
Сейчас главное — не останавливаться, не терять контакт ближнего боя, не давать противнику возможности опомниться и перестроиться, иначе — беда. Очухаются, забросают бомбочками и бутылками с коктейлем Молотова, расстреляют из обрезов, и уж со второго захода сметут обязательно.
— Дави! — кричал Бурцев. — Дави их!
Омоновская цепь постепенно возвращалась к начальным позициям. Дубинки и щиты оттесняли неоскинхэдов за горящие автомобили. Толпа бритоголовых теряла былую организованность, раскалывалась, отступала. Все быстрее, быстрее…
Бурцев вбежал в плотное облако дыма, не переставая молотить дубинкой. Действовать теперь приходилось почти вслепую, задыхаясь от гари. Пара ударов наугад достали кого-то. Кто-то еще налетел на щит. Бурцев отпихнул живое препятствие, опрокинул, наподдал ногой под ребра.
С хриплым кашлем он вывалился из дыма возле самых парковых ворот, жадно глотнул чистого воздуха. Скины отступали, а омоновцы гнали их вглубь парка. Но недолго. Деревья уже разорвали сплошную цепь щитов, монолитный строй распадался.