Находившийся под управлением Тевтонов народ состоял из пруссов, поляков и немцев. Немцам принадлежало первое место по числу и по значению; они приходили из всех областей Германии, и в Пруссии немец мог услышать все наречие родной земли — нижненемецкие в Данциге и верхненемецкие в Торне. Колонисты из различных провинций принесли с собой и свои антипатии, которые были очень сильны в Средние века и не сгладились совсем и до сих пор. Немцы очень высокого мнение о своей нации, но не слишком уважают друг друга, и различные немецкие области постоянно обмениваются между собою грубыми насмешками. Немец из северных провинций неистощим в издевательствах над швабом и баварцем. Швабами он зовет клопов и рассказывает, что если бы толстый баварец получил от какой-нибудь феи право высказать три пожелание, то он прежде всего попросил бы себе пива вдосталь, потом кучу денег и потом, немного поразмыслив, еще пива. Такое отношение к баварцам в Пруссии существовало еще в XIV столетии, и степенный Дюсбург, который родился по-видимому на Рейне — так можно по крайней мере думать, судя по его имени — вставляет в свой рассказ плоские анекдоты только для того, чтобы иметь удовольствие поднять на смех баварцев. Эти мелкие провинциальные распри станут опасны, когда орден будет близок к падению, и в междоусобных войнах XV в. баварец и шваб пойдут сражаться против прирейнских немцев и саксонцев; но пока не наступили черные дни, эти люди, стекавшиеся в Пруссию со всех концов Германии, оказывались полезными общему делу своими специальными способностями.
Орден создал Пруссию, на этом зиждилось его право повелевать ею. Епископам, свободным людям, феодальным владельцам, горожанам и крестьянам — всем указал он их место и обязанности. Он явился раньше их и стоял выше их. Папа и император, уступившие прусскую землю Герману фон-Зальца, являлись до некоторой степени сюзеренами ордена; но император не был в состоянии пользоваться своими правами, а папская курия ограничивалась получением с ордена доходов. Живший в Риме прокуратор ордена не скупился на деньги; он делал щедрые подарки в известных торжественных случаях, как, напр., после избрание гроссмейстера. Но если Тевтоны много платили, то они не поступались ни одним из своих прав. Никогда они не дозволяли римской курии взимать с орденского духовенства один процент его доходов, как это делалось в других местах; никогда в Пруссии не собиралось денария св. Петра. Принадлежа к церкви, эти рыцари ее не боятся; когда приходится, они мужественно переносят отлучение, и если папский приговор им не нравится, они апеллируют на папу, впавшего в ошибку, к папе, лучше осведомленному. Притязание римского первосвященника иногда доводили их до бешенства, и гроссмейстер Валленрод любил повторять, что по настоящему на каждое государство было бы довольно одного священника, да и того следовало бы держать в железной клетке, чтобы он не мог никому делать вреда. У Тевтонов мало было монахов: единственные богатые монастыри, Олива и Пелплин, находились в Помереллии, присоединенной провинции, и возникли еще ранее присоединение; в самой же Пруссии монастыри были малы и бедны, да и тех было немного. При всех завоеваниях, совершенных мирянами, напр., в меровингской и каролингской Германии, епископ и монах являются очень важными лицами, о которых прежде всего приходится думать — и действительно думают — при разделе имуществ: первые города Северной Германии возникли у подножия монастырей или епископских церквей. Но Тевтоны были в одно и то же время монахи и рыцари: они не хотели и слышать о том, чтобы делиться с «капюшонниками», как выражается один орденский священник, насмехаясь над обжорством и праздностью монахов. «Капюшонник», говорит он, «мог бы быть довольно счастлив, если бы брал для питья воду из реки и захотел выращивать овощи; но аббат бросает блюдо бобов, лишь только завидит рыбу, и бросает рыбу, как только завидит мясо. Его капюшон не поведет его на небо; разве поможет строгость устава, если душа нечиста?»