Лов сельдей положил начало благосостоянию прусских городов. Они являлись владельцами части знаменитого рыболовного учреждения в Шонене, который был отвоеван себе ганзейцами и превращен в укрепленное место. Каждый город, или каждый союз городов имел там свой квартал, отделенный от других оградой и управляемый законами родины. Там был ряд каменных домов, где солили и коптили рыбу, и множество деревянных кабаков и лавок. Церковь и кладбище, помещавшиеся в центре, были общие. Во время рыбной ловли, между праздниками св. Иакова и св. Мартина, флотилии Северного и Балтийского морей причаливали к Шонену. Тогда днем и ночью по всему побережью, при свете солнца или факела, рыбак без устали закидывал свои сети, а на берегу между тем непрерывно стучал бочарный молот. Шонен служил также рынком, куда стекались всякого рода товары; туда привозили южные материи и вина и восточные пряности. По окончании кампании колонисты исчезали, и в Шонене оставались лишь гарнизон солдат, да те страшные собаки, которых ганзейцы дрессировали для охраны своих факторий.
Прусские ганзейцы встречаются и в Новгороде, где немцы теснились в укрепленных кварталах св. Олафа и св. Петра, наваливая тюки товаров внутри самих церквей в таком количестве, что едва оставалось немного свободного места у алтаря. Подчиняясь правилам, напоминающим монастырский устав, эти колонисты ели в определенные часы за общим столом, ложились спать, как только сторож прокричит, что пришло время тушить огни, и выходили из дому только по делам; им запрещено было ходить в чужие кабаки и нельзя было приводить с собой вечером в квартал незнакомого человека; впрочем, собаки сами не пускали в свой квартал никого чужого. На другом конце Европы прусские корабли ежегодно отправлялись в залив Бургнев за солью, которая считалась лучшей для солки сельдей; сюда купцы тоже привозили с юга вина, плоды, шелк, и на побережье устраивались большие ярмарки. В Лондоне на долю прусских городов приходилась третья часть торговых оборотов Ганзы. О тогдашнем богатстве и могуществе этих городов можно судить по тому, что на них падало обязательство выставлять третью, часть наличного состава ганзейского войска во время жестоких войн с пиратами и северными королями. Еще и теперь ряд памятников свидетельствует об их прежнем величии, и ратуши прусских городов не менее замечательны, чем рыцарские замки и церкви.
Орден богател одновременно со своими подданными и одинаковыми с ними способами. Представляя собою крупного потребителя и крупного производителя, он в то же время был торговым домом с очень обширными коммерческими связями. Великий Schaffer, состоящий при гроссмейстере, был своего рода министром торговли, и в каждом командорстве был свой Schaffer. Эти чиновники посылали своих комиссионеров во все торговые центры и обладали значительным оборотным капиталом; у мариенбургского Schaffera собиралось иногда в кассе до 4 320 000 франков на наши деньги. Широкая независимость, предоставленная командорам, очень поощряла их коммерческую предприимчивость. Командор был подчинен надзору орденских ревизоров и был сменяем; но случаи отставки были редки, а пока командор оставался на своем посту, он был царьком в своем округе, имел свою казну, выдавал из нее деньги на местные расходы и удерживал в ней все сбережения. Когда он умирал или оставлял службу, сбережения эти передавались в Мариенбург. Рыцарская казна считалась самой богатой во всем христианском мире, и крестоносцы, направляясь в Литву через Пруссию, удивлялись процветанию этой страны, где все мирно работали, где заработная плата, как это бывает во всякой новой земле, оплодотворенной трудом, была очень высока, и где каждый год вырастали город за городом и деревня за деревней. Рыцари, пришедшие в 1339 году из Метца, рассказывают, что они видели в Пруссии 3 007 городов! Дело в том, что они принимали за города богатые деревни на вердерах и в Кульмерланде. Да и не трудно было им ошибиться; записи убытков, понесенных деревнями, сгоревшими во время войн 1411 и 1418 гг., где даны точные цены на скот и зерновой хлеб, сообщают нам, что для некоторых из таких деревень убытки эти высчитывались по современной стоимости денег в 200 000 франков!
Военное могущество и историческое значение ордена.